Человеческое познание его сферы и границы

То же самое можно сказать о широте и долготе. Даже слова, которые мы больше всего хотим сделать научно-безличными, требуют для своего истолкования личного опыта самого истолкователя. Это скрыто от нашего внимания тем, что мы можем назвать "словесной" мыслью. 1948 год - трудный для мысли объект, а слово "1948" - легкий. Я не могу никоим образом пережить 1948 лет, но я переживаю "1948" всегда, когда я слышу или читаю это выражение. То, что я называю "словесной" мыслью, характеризуется употреблением имени объекта как средством его описания. Когда мы думаем о Наполеоне, мы подставляем описание: "Человек, имя которого было "Наполеон". Мы можем иметь в опыте имя "Наполеон" и часто не сознаем, что подставляем: "Человек, которого звали Наполеоном" вместо "Наполеон". Благодаря этой неосознанной подстановке мы никогда не сознаем, что, собственно, о самом Наполеоне мы не знаем буквально ничего, поскольку с ним не знакомы.

Возвращаясь к эгоцентрическим словам, надо сказать, что проблемы, связанные с ними, особенно важны в отношении пространства и времени. Качество, скажем, "красного" не так уж субъективно; можно, конечно, сомневаться, что ощущение, которое я называю словом "красное", во всем похоже на ощущение, которое другой человек называет тем же словом, но все-таки нет никакого положительного основания предполагать здесь большую разницу. Но то, что я называю словом "здесь", необходимо отличается от того, что кто-нибудь другой называет словом "здесь"; и то, что я в данное время называю словом "теперь", необходимо отличается от того, что я назову "теперь" в другом случае, и от того, что другой человек назовет "теперь" в другое время. В языке этот пункт существенной субъективности опыта каждого индивидуума. Подобно лейбницевским монадам, каждый из нас отражает мир со своей личной точки зрения. Но Лейбниц не довел свою монадологию до конца, развив ее только пространственно.

Человек есть нечто отдельное не только по отношению к другим людям, но и по отношению к своему собственному прошлому и будущему. Субъективно не только "здесь", но и "теперь"; фундаментальным фактом нашей настоящей проблемы является "здесь - теперь". Я здесь - теперь кое-что знаю;

в какой-то степени, хотя и не адекватно, я отражаю вселенную посредством настоящего содержания моего мышления. Но разве это возможно? Как это возможно? И до какого предела это возможно? Это основные проблемы, которыми я занимаюсь в данной книге. Последовательный анализ постепенно ведет нас от астрономических высот вселенной к мышлению астронома и от мышления всей его жизни к его мышлению в отдельный момент. Но с этого острия булавки, из этой крошечной камеры-обскуры, если (как мы все в этом убеждены) астроном действительно познает то, что нам кажется доступным его познанию, мы можем бросать свет познания на широкие просторы времени и пространства и можем убедиться в нереальности стен нашей предполагаемой субъективной тюрьмы. В этом процессе нашего избавления от субъективности истолкование эгоцентрических слов представляет собой один из существенных шагов.

Прежде чем приступить к тщательному анализу эгоцентрических слов, попробуем обозреть картину мира, к которой приведет нас последующее рассмотрение.

Существует одно общественное пространство, именно - пространство физики, и оно занято общественными физическими объектами. Но общественное пространство и общественные объекты не являются чувственными данными; мы приходим к ним посредством выводов и логических конструкций. Чувственное пространство и чувственные объекты различны у разных людей, хотя и имеют родовое сходство как между всеми этими индивидуальными различиями, так и с тем, что в них есть общественного.

Существует одно общественное время, которым измеряются не только физические события, но и психические. В связи с относительностью это надо понимать с известными ограничениями. Но так как язык и теория познания имеют отношение к обитателям Земли, на это можно не обращать внимания, поскольку никакие два человека не могут иметь относительную скорость, сравнимую со скоростью света. Существует также личное время в личной памяти и ожиданиях.

Все мое личное пространство есть "здесь" в физическом пространстве, и все мое личное время есть "теперь" в общественном времени. Но существуют также личные "здесь" и "теперь" в личном пространстве и времени.

Когда ваш приятель зовет вас в темноте: "Где вы?", а вы отвечаете ему: "Я здесь", это "здесь" - одно в физическом пространстве, поскольку вы хотите дать информацию, которая помогла бы другому найти вас. Но если, будучи в одиночестве, вы ищете потерянную вещь и, найдя её, восклицаете: