Человеческое познание его сферы и границы

Отношение «предшествования», или «раньше — позже», является элементом переживания как восприятия изменения, так и воспоминания. Строго говоря, мы должны включить сюда также и непосредственное ожидание, но оно имеет меньшее значение. Когда я вижу быстрое движение, например падение метеора или движение тени облаков по ландшафту, я осознаю, что одна часть движения предшествует другой, несмотря на то, что все движение в целом охватывается одним являющимся настоящим; если бы я этого не осознавал, я не мог бы узнать, было ли движение от А до В, или от В до А, или даже было ли вообще какое-либо изменение. Когда движение совершается достаточно быстро, мы не воспринимаем изменения: если вы очень сильно будете крутить монету, она примет вид прозрачного шара. Для того чтобы движение могло быть воспринятым, оно не должно быть ни слишком быстрым, ни слишком медленным. Если оно удовлетворяет этому условию, оно дает переживание, на основе которого можно получить наглядные определения слов, обозначающих временные отношения: «предшествование», «следование за», «до», «после», «раньше», «позже». Когда эти слова становятся понятными, мы начинаем понимать такие предложения, как «A предшествует В», даже тогда, когда А и В не представляют собой части одного являющегося настоящего, если только при этом мы знаем, что обозначают А и В.

Но являющееся настоящее есть очень маленькая часть жизни человека, и для охвата более продолжительных периодов времени в пределах нашего опыта мы должны полагаться на память. В действительности мы, конечно, опираемся, кроме памяти, и на многое другое. В отношении прошедших событий, написанных в моем дневнике, я могу делать выводы о их хронологическом порядке и удаленности от настоящего на основании дат, под которыми они записаны. Это, однако, является процессом, предполагающим значительные знания, поскольку речь идет о данных, на которых основывается наше познание времени. В известных пределах и со значительным риском ошибки мы можем располагать во временном порядке наши воспоминания так сказать «ощупью». Допустим, что мы только что имели разговор, который начался вполне дружественно, но закончился большой ссорой, и допустим, что лицо, с которым происходил этот разговор, стремительно вышло из комнаты в состоянии крайнего раздражения. Мы можем восстановить ход разговора, припоминая, например, что «в этот момент я сказал нехорошо», — или «в тот момент он позволил себе сделать непростительное замечание». Наше воспоминание представляет собой не кучу, а последовательность событий, и часто бывает, что нет никаких оснований сомневаться в том, что хронологический порядок, устанавливаемый нашей памятью, вполне правилен.

Здесь, однако, имеется осложнение, которое слишком часто упускали из виду. Все мои воспоминания совершаются теперь, и не только тогда, когда вспоминаемые события имели место. Хронологический порядок прошедших событий, насколько я могу знать о нем благодаря памяти, должен быть связан с качеством моих воспоминаний: некоторые из них должны ощущаться как недавние, а другие должны ощущаться как далекие. Когда я опираюсь только на память, я располагаю события в определенной последовательности, руководствуясь ощущением близости или удаленности событий. Когда я отправляюсь от восприятий в «темные глубины и пучины времени», элементы настоящего содержания моего сознания находятся в порядке, который, как я верю, соответствует по крайней мере приблизительно-объективному хронологическому порядку событий, к которым относятся мои воспоминания. Этот порядок в настоящем содержании моего сознания, который через ожидание может быть распространен и на будущее, может быть назвать «субъективным» временем. Его отношение к объективному времени представляет собой очень трудный вопрос, требующий особого рассмотрения.

Блаженный Августин, которого углубление в смысл греха привело к чрезмерной субъективности, довольствовался подстановкой субъективного времени на место времени истории и физики. Согласно ему, память, восприятие и ожидание составляют все, из чего состоит время. Однако ясно, что это не так. Все его воспоминания и ожидания имели место приблизительно в период падения Рима, тогда как мои воспоминания и ожидания имеют место приблизительно в период крушения технической цивилизации, в силу чего они не могли быть частью его ожиданий. Субъективного времени достаточно для солипсиста, признающего только данный момент, но его недостаточно для человека, верящего в реальность прошедшего и будущего, даже если они только его собственные. Каждый момент моего опыта содержит а себе пространство восприятия, которое не является пространством физики, и время восприятия и воспоминания, которое не является временем физики и истории. Мое прошлое, каким оно было в свое время, не может быть отождествлено с моим воспоминанием о нем, и моя объективная история, которая имела место в объективном времени, отличается от субъективной истории моих настоящих воспоминаний, которые объективно имеют место теперь.