Человеческое, слишком человеческое

Кацураги пятерней убрала челку с глаз, портя офигенно дорогую прическу, и взглянула на меня:

— Ага. Давай на балконе по кофейку еще — и пойдешь.

Я кивнул, и мы разошлись: хозяйка на кухню, я на балкон. По пути под ноги лез всякий праздничный хлам, хорошо хоть пьяных тел не наблюдалось. На балконе были кованые перила, был город, был мелкий реденький снег. Мисато Кацураги — она из тех, кто не любит себя обманывать. А могла бы панораму на довоенные пейзажи настроить. Или на райскую колонию какую-нибудь.

Наверное, будь у меня деньги и желание забабахать себе что-то подобное, я бы тоже поставил внешние камеры и смотрел на заливаемый ливнями Токио-3.

— Держи.

Я принял горячую чашку и снова отвернулся к голограмме. Невежливо, наверное.

У капитана когда-то жил пингвин. Самый обычный электропингвин. И она его сдала, как только тот исчерпал ресурс, а нового заводить не стала. Вот так вот. Я никогда не задумывался над такими вещами, я просто их знал, как и другие факты ее биографии: каждый будущий блэйд раннер обязан много знать о нашей богине. «Богиня». Вот она стоит рядом, сунув нос в ароматный кофейный пар, и студент академии Синдзи Икари, конечно, кончил бы от одной мысли об этой сцене. А ей ведь уже без года сорок, подумал я, изучая точеный профиль, и отравой вплывало в голову понимание: ни хрена я о ней на самом-то деле не знаю.

То есть, вообще ни хрена. Только что ведь понял, что даже тот ее пингвин имеет какое-то значение, что это не фетиш, не строчка в досье. Это какая-то черточка характера, какой-то знак, который надо истолковать. Истолковать — и придвинуться чуть ближе. И еще чуть ближе. И еще.

— А ты странный, Синдзи.

Я вздрогнул, выныривая из дурманящего пара. Капитан смотрела на меня, и на ее лицо, на матово блестящие вороные волосы ложился свет габаритных огней. Сумасшедше красивая женщина, понял я запоздало.

— Не лезешь приставать, не лезешь с шуточками. Молчишь, думаешь. Спишь, что ли?

Если бы. Хотя спать-то хочется.

— Ага, кэп. Что-то вроде.

— Это видно. А что еще?

Какой хороший вопрос. С чего бы это меня так развезло? Конечно, у меня имелся точный ответ, но озвучивать его при капитане категорически не стоило. Да, сегодня у меня была Аска, была Майя, была профессор Акаги. Была тысяча поводов сейчас тупить. Но я, блин, думал о том, почему мы с вами, капитан, так одиноки. И у этого моего настроения была одна голубоволосая причина.

Которая подтачивает мое одиночество. Которую я очень хочу увидеть.

— Эх ты. Ладно, иди спать.

Я неожиданно для себя улыбнулся: в голосе начальницы скользнуло разочарование и даже легкое любопытство. А она ведь всерьез на ответ рассчитывала, понял я.

Уже стоя в дверях, я почувствовал, как меня кто-то дернул за язык.

— Скажите, Мисато-сан, вы ведь совсем одна?

Кацураги замерла лицом на какое-то мгновение, а потом оперлась плечом на стенку и улыбнулась:

— Клеишь начальницу, паршивец?

Я только улыбнулся: почему-то отвечать показалось неправильным.

— Да, Синдзи.

Вот так вот. Просто и без всякого бытового надрыва: «Да, Синдзи». И пингвина она своего сдала…

— Почему?

Кацураги протянула руку и движением взлохматила мне чуб. Я обомлел от этой неожиданно естественной ласки.

— Просто больше никого не жду, Синдзи. Спокойной ночи.

За дверью меня ждал «виндикатор», пролетом ниже пасся еще один. Тоскливо это все: она там осталась одна, завтра у нее работа, еще один год впереди и куча незнакомых людей вокруг. Даже ее странный подчиненный — и тот дома синтетика прячет.

Щит АТ-поля над парковкой почему-то отключили, и пушистый снег ровно ложился на посадочный балкон. Пахло тут соответственно: от острого кислотного запаха отчаянно зачесалось в носу. Я натянул маску и поднял ворот плаща.

— Как там праздник?

С трудом удержавшись от прыжка в сторону, я повернул звенящую шею: в горле бился перепуганный пульс. «Что-то нервы ни к черту…»

— Добрый вечер, Кадзи-сан.

Скешник стоял у дверей подъезда, опираясь спиной на стенку, и даже сквозь маску проступала эта его улыбочка. Был он расслаблен, небрежен и затянут в наглухо застегнутый плащ — мятый плащ, само собой. Мы пожали руки, и раздражение улетучилось: явно ведь хороший человек, и пришел он к капитану.

— И как там Мисато?

— Она там совсем одна. И ей одиноко, — брякнул я и прикусил язык.

— О, даже так? — брови Кадзи поползли вверх. — И ты что, что-то в этом понимаешь?

Ощущение, что передо мной стоит хороший человек, испарилось, как и не было. Дать бы тебе по рылу, паразит. Тоже мне еще, взрослый дядя выискался. «Понятия не имею, что там у вас двоих в прошлом, но не хер со мной так разговаривать. Ты сам-то много понимаешь».

Редзи Кадзи изучающе смотрел на меня, ожидая какого-то ответа, за моей спиной сопели фильтрами «виндикаторы», а еще группка спецназовцев торчала около машины. Был какой-то долбаный второй смысл в этом обмене репликами, но черт меня побери, если я знаю, какой именно. Ревность? Зависть? Мы сейчас делим капитана? Да что, мать вашу, происходит?!

— Гм. Будем считать, что ты понимаешь, — вдруг сказал Кадзи и совсем уже повернулся, чтобы войти в подъезд.