Неудачи продолжали преследовать греков и после их возвращения на родину. Все уже было готово к новому плаванью, однако корабли никак не могли покинуть Авлиду из-за сильного встречного ветра. День за днем, неделя за неделей он дул от берегов Азии, и не было никакой надежды на то, что погода в ближайшее время перемениться. В лагере греков воцарилось уныние. «Боги не желают нашей войны с Троей! – говорили они. – Следует разойтись по домам и забыть об этом предприятии!» Наконец Одиссей в сопровождении Менелая отправился в шатер к Агамемнону и сказал ему: «Наша задержка неспроста! По всему видно: на нас гневается какое-то божество. Должно умилостивить его, иначе все войско разбежится по домам!» – «Пусть Калхас объявит нам волю богов!» – согласился Агамемнон. Он ведь не знал, какое страшное известие принесет ему прорицатель!
Явившись по зову царя, Калхас с тяжелым вздохом проговорил: «Мне ни к чему гадать и вопрошать оракулы! Воля богов мне давно известна! Встречный ветер наслала на нас грозная Артемида. И он будет дуть до тех пор, пока Агамемнон не исполнит одной своей давней клятвы!» – «Не знаю, что ты имеешь в виду! – удивленно возразил ему Атрид. – Но готов исполнить любой обет, если мне о нем напомнят!» – «Скажи нам, государь, – спросил Калхас, – в тот год, когда ты вновь обрел свое царство, изгнав с помощью лакедемонян Эгисфа, не обещал ли ты чего-нибудь богине?» – «Я обещал посвятить ей самое прекрасное существо, которое появится на свет в моем царстве в течение года! – вспомнил Агамемнон. – Вскоре после этого одна из моих овец родила золоторунного ягненка, и я принес его в жертву Артемиде! Так что клятва давно исполнена!» – «Увы, царь, – печально промолвил прорицатель, – богиня так не считает! В ту же пору, еще до исхода года, у тебя родилась старшая дочь Ифигения. Она и есть то прекраснейшее существо, которое ты должен был принести в жертву!» – «Но это полнейший вздор! – воскликнул потрясенный Агамемнон. – Я не собираюсь лишаться дочери из-за того, что мои слова были истолкованы таким нелепым образом!» – «Как знаешь, государь, – сказал Калхас, – но пока Ифигения не умрет на жертвеннике, ветер не переменится, так что судьба войска и всей войны в твоих руках!»
Поначалу Агамемнон даже слышать не хотел ни о каком жертвоприношении. Однако Менелай и Одиссей стали дружно убеждать его в том, что это совершенно необходимо. Тысячи людей, говорили они, бросили своих жен и детей, откликнувшись на наш призыв! Как же можно теперь обмануть их ожидание? Тем более, что богиня все равно добьется своего. Несчастный отец вынужден был наконец согласиться с их доводами. «Но что я скажу жене? – спросил он. – Она никогда не пришлет в Авлиду дочери, если узнает, зачем она нам понадобилась!» – «Мы ее обманем! – решил Одиссей. – Пошли ей сказать, что сосватал Ифигению за Ахилла и хочешь перед отплытием сыграть их свадьбу!» Агамемнон последовал его совету. Он вызвал слугу, велел ему поспешно отправиться в Микены и вызвать Ифигению и Клитемнестру в Авлиду для бракосочетания. Однако царь поступил так только для виду, чтобы обмануть Менелая и Одиссея. В тот же день он послал в свою столицу другого вестника с противоположным наказом: Клитемнестра должна запереться в городе и никуда не выпускать дочери. Впрочем, из этой затеи ровно ничего не вышло. Менелай и Одиссей подозревали царя в неискренности и потому внимательно наблюдали за его шатром. Заметив второго гонца, они велели его задержать, так что в Микенах ничего не узнали об отмене приказа.