Человечество: История. Религия. Культура. Древний Рим

В консульство Гнея Генуция и (вторично) Луция Эмилия Мамерка (в 363 г. до Р.Х.) кто-то из стариков припомнил, будто некогда мор в городе прекратился от того, что диктатор вбил гвоздь. Движимый богобоязнью, сенат распорядился назначить диктатора для вбития гвоздя. На эту роль был избран Луций Манлий Империоз. Однако он, точно его назначили править государством, а не исполнить определенный обряд, задумал войну с герниками и беспощадным набором возмутил все юношество. Пишут, что диктатор наказывал граждан не только пеней, но и телесной расправою: тех, кто не откликался на свое имя, секли розгами или отводили в темницу. Ничего путно из его затеи, впрочем, не вышло, и когда все до одного народные трибуны восстали на него, Луций Манлий вынужден был сложить с себя диктатуру.

В начале следующего года [362 г. до Р.Х.] при консулах Квинте Сервилии Агале и Луции Генуции народный трибун Марк Помпоний вызвал Манлия в суд. Никто не сомневался в обвинительном приговоре, поскольку крутой нрав Империоза был всем ненавистен. К тому же выяснилось, что Манлий обращал свою жестокость не только на чужих, но и на ближних и даже на кровных. Трибун вменял ему в вину среди прочего, что своего сына, юношу, не замеченного ни в чем дурном, он оторвал от города, дома, пенатов, форума, от света и общества сверстников и сослал в деревню, обрекая его на рабский труд, чуть не на узилище и каторгу. И за какую провинность? Оказывается, юноша не речист и косноязычен.

Эти упреки возмутили всех, только не самого юношу. Тит Манлий, напротив, был сильно удручен, оказавшись поводом ненависти к отцу и обвинений против него. Никому не сказавшись, он препоясался ножом, и рано утром отправился в город. Добравшись до дома трибуна Марка Помпония, юноша сказал привратнику, что ему нужно переговорить с хозяином, пусть-де пойдет и скажет, что пришел Тит Манлий, сын Луция. Его немедленно ввели в дом, надеясь, что, кипя злобой против отца, он либо еще добавит обвинений, либо подаст совет к ведению дела. После обмена приветствиями Манлий объявил трибуну, что есть дело, о котором он хочет говорить без свидетелей. Всем было приказано удалиться. И тут юноша неожиданно обнажил нож, наклонился над ложем и пригрозил пронзить трибуна на месте, если тот не поклянется за ним слово в слово: никогда не собирать народ ради обвинения отца. Оробевший трибун, видя перед глазами сверкающий нож и понимая, что он один и безоружен, а юноша очень силен и, что еще страшнее, неукротим в своем безрассудстве, повторил за ним клятвенные слова. Впоследствии трибун объявил, что только насилие заставило его отступиться от начатого дела.

Хотя простой народ, конечно, был бы рад возможности голосовать против столь жестокого и надменного обвиняемого, как Манлий, но он не мог не оценить, на что решился сын ради отца: и это было тем похвальнее, что даже беспощадная суровость родителя не могла отвратить юношу от сыновней почтительности. Так что не только отец был освобожден от суда, но и юноше случившееся прибавило чести; и когда в этом году впервые было решено выбирать военных трибунов для легионов подачею голосов – а прежде их военачальники назначали сами, – то Манлий получил второе из шести мест, хотя, проведя молодость в деревне и вдали от людей, не имел ни гражданских, ни военных заслуг, чтобы снискать к себе расположение.

7) Война с галлами. Подвиг Манлия Торквата

В следующем [361 г. до Р.Х.] в консульство Гай Сульпиция и Гая Лициния для войны со вторгшимися в страну галлами решено было назначить диктатора. Им стал Тит Квинкций Пенн, а начальником конницы – Сервий Корнелий Малугинский. Диктатор объявил суды закрытыми, привел всех юношей к присяге и, выйдя с огромным войском из города, стал лагерем на ближнем берегу Аниена.

Между противниками был мост, которого ни те ни другие не разрушали, чтобы в том не увидели трусости. За мост часто вспыхивали стычки, но при неясном соотношении сил никак было не решить, кто им владеет. Тогда на пустой мост поднялся богатырского роста галл и во весь голос провозгласил: «Кто нынче в Риме слывет самым храбрым, пусть выходит на бой и пусть исход поединка покажет, какое племя сильней на войне!».

Долго меж знатнейшими из римских юношей царило молчание. Отказаться от поединка было стыдно, однако и на верную гибель никому идти не хотелось. Тогда к Квинцию подошел Тит Манлий. «Без твоего приказа, император, – сказал он, – никогда не вышел бы я биться вне строя, даже если б рассчитывал на верную победу; но с твоего позволения я покажу вон тому чудищу, что недаром я происхожу от тех, кто сбросил галлов с Тарпейской скалы!» На это диктатор отвечал: «Хвала доблести твоей, Тит Манлий, преданности твоей отцу и отечеству! Ступай и с помощью богов докажи непобедимость римского народа».