Человечья магия [СИ]

Стоит, жмется у притолоки, смотрит в сторону.

— Ты… ну это… не урод. И не чудовище. Но я не смогу тебя… полюбить. Извини.

Я смотрю в опустевший коридор.

И понимаю, что к деду идти все-таки придётся.

* * *

Дед у меня — живая легенда. Полвека назад самая популярная баллада была, про них с бабушкой. Он ведь человеком родился, мой дед, и вечность променял на любовь. А бабушка — как раз наоборот, любовь на вечность. До сих пор они с дедом по этому поводу ругаются, вернее даже не ругаются — трудно ругаться с тем, с кем не разговариваешь. Она ему все простить не может проявленной тогда торопливости.

Она тоже была последней из клана, и тоже хотела стать человеком, а не только казаться. У нее получилось, причем с первой попытки, то, что дед обратную глупость сотворил — не в счет, у бабушки-то ведь все-таки получилось. Так почему же у меня ничего не выходит?!

— Дед… мне нужна твоя консультация. Как человека. Пусть и бывшего. Скажи, я — привлекателен? Для человека?

Дед оглядывает меня со всех сторон, внимательно и изучающе. Долго смотреть и ничего не говорить — этому я у него научился. Меня этим уже не проймешь, и с волнением ждать ответа я не буду.

— Дед! Меня можно полюбить? Опять же — с человеческой точки зрения.

Дед, не выдержав, фыркает в тонкие черные усики.

— Решился таки. Ню-ню. А… эээ… объект уже имеется?

— Имеется. Месяц назад прикупил. Свеженький совсем… Только он, в смысле, объект этот, меня любить не хочет. Ни в какую.

— Это бывает.

Голос у деда сочувственный. Знай я его похуже — купился бы.

— Дед, кончай издеваться. У меня только два дня осталось. Или стану человеком — или придется Королю правду сказать.

— Угроза серьезная… Лаской пробовал? Иногда хорошо срабатывает.

— Только лаской и пробовал!

— А вот это, кстати, зря. Иногда и поколотить не грех, если для пользы дела — потом только сильнее любить будет.

— Я бы… хм… не хотел. А иначе — никак?

— Да почему же никак? — Дед вздыхает. — Просто дольше. Украшения предлагал? Они на это дело падкие… Подпоить пробовал? Стихи читал? О любви говорил?

— Да лучше бы не говорил! Все вроде нормально шло, разговаривали, шутили даже… В шахматы играли — ему вроде нравилось. А как услышал про любовь — так словно взбесился! Аж затрясся весь, и глаза с твой реал. Опять пришлось приручать, как с нуля! Не понимаю я! И подпоить пробовал, и украшения… думал — снова все потихоньку налаживается начинает… А он сегодня вдруг подходит и такой прямо в лоб: «Извини, мол, дорогой, но я тебя полюбить никак не смогу».

— Стоп. Почему ты все время говоришь: «Он»?

— Да при чем тут это?! Какая разница, как его называть?! Я что делать не знаю, это куда важнее!!!

— Ничего.

— ?!

— Ничего! — повторил дед и вдруг заржал. Не засмеялся, а именно что заржал, вцепившись руками в собственные волосы и дергая их в такт ржанью, не обращая внимания на то, что от идеально уложенного пробора не осталось и следа. Сейчас он очень напоминал лапулю, только тот — бормотал с подвыванием, а этот — ржал.

— Придурок!

Сходство усилилось.

— И это — мой внук?! Мальчика от девочки… Любви он хочет! Как он тебя чем промеж глаз не приголубил еще, любвеобильного такого, терпеливый, видать, человек попался… И еще удивляется, что ничего не выходит!

— Но у вас же с бабушкой получилось!

— У меня! С бабушкой! Вот именно что! А не с каким-то там… дедушкой!

— То есть… — я окончательно растерялся. — Из-за такой ерунды… ты уверен, что дело только в этом?

— Ничего себе ерунда! У людей за такое порой убивают — и не за само действие даже, а лишь по подозрению. Ты ведь пришлого взял, ну да, откуда тут местные, давно всех вычистили… и вот попадает он, весь такой наивный и неподготовленный, а тут — ты. Ндя… мне в свое время, похоже, просто феноменально повезло.

— Все равно не понимаю… Ладно, пусть, хотя и глупо это, так ограничивать выбор, но — пусть их. Это их людские заморочки. Там. Но он-то теперь — тут. Тут другие законы. Все нормально и никто не станет убивать. Наоборот! Я бы ему заплатил…

— А вот этого — совсем не советую. Он ведь и всерьез обидеться может.

Я содрогнулся.

Что такое обиженный людь — это у нас все очень хорошо знают. Не зря же у Шенка стремянка висит.

Дед трет лоб, смотрит сочувственно:

— Как бы тебе объяснить попонятнее… Ну это вроде как если бы какая-то течная сучка предложила бы тебе стать временным отцом ее нового помета. Ну вот попал ты в странный мир, где такое — нормально…, а тут — она. Добрая такая. Ласковая… И — не принуждает, просит по-хорошему. И даже заплатить предлагает, вену сама подставляет, пользуйся…

С лестницы я скатился чуть ли не кубарем — а в спину мне все бил издевательский хохот деда. И даже хлопнувшая входная дверь не сумела его обрубить.

* * *

Осень вроде бы, а день теплый. Солнце давит на затылок и плечи, лучи по-летнему горячие и тяжелые. Ногам холодно — тень от холма покрывает их почти до колена, поднимаясь при каждом шаге ещё на чуть. Скоро я с головой уйду в эту тень, словно в сумрачную холодную воду. Листья шуршат под ногами, сотни оттенков золота и киновари с редкими вкраплениями темного изумруда.