Человечище! (СИ)

смешно. Глупо, я бы сказал. Должно быть, так выглядит навозный червь, возомнивший

себя мотыльком.

В начале десятого бар забит полностью. Начинается привычный кутеж с пьяным смехом

и гамом. Ко мне подсаживается женщина, я сразу вижу, что это проститутка.

- Можно?

Я киваю. Иногда я пользуюсь услугами проституток, это что-то вроде игры, в которой

королю предлагается испачкать ступни. В любом случае это лучше, чем вязаться с

остальными женщинами.

Она садится и закуривает.

- Не угостишь даму чем-нибудь?

Я бросаю на стол мятую бумажку. Она кривит губки, но иного обхождения она не

дождется. Она нехотя встает и идет к стойке – взять себе коктейль. Когда она

возвращается, она говорит мне:

- И чего это ты такой грубый? Вот и сидишь поэтому один, дурачок.

- Не твое дело, - говорю я и достаю еще несколько бумажек, - тут недалеко, допивай

коктейль и пойдем.

- Фу, какой ты! Никакой романтики…

- Оставь эти слова другим.

Я пью виски молча, разглядывая ее. По вашим меркам она, наверное, ничего, только

немного старовата, я вижу морщинки, изрезавшие кожу вокруг глаз. Я вижу капельки

коктейля вперемешку со слюной на ее губах. Это вызывает у меня неприятное чувство.

- Как тебя зовут? – она пытается выглядеть игривой.

- Это тоже не твое дело, кроме того, мне не важно, как зовут тебя, я сказал, допивай

коктейль и пойдем.

Видно, что ей не нравится, как я с ней обращаюсь, но деньги заставляют остаться. Она

тянет коктейль через трубочку, при этом я слышу неприятное причмокивание.

- Не делай так, - раздраженно говорю я.

- Как?

- Ты знаешь, не притворяйся.

Она перестает. Допивает свой коктейль и смотрит исподлобья на меня. Я делаю

последний глоток виски и встаю. Она поднимается следом.

Мы выходим на улицу. Начался снег. Он кружится – белый и чистый; я ловлю рукой

снежинку, она лежит на ладони, геометрически правильная, симметричная, в ней есть

эстетизм, я смотрю под ноги: там снег лежит грязными клочьями, похожий на тряпки, которыми вытирали руки после того, как ковырялись в моторе автомобиля. Вот так – все, что попадает на землю, в человеческий мир, все красивое и эстетичное, становится просто

грязью.

Мы идем молча, я говорю ей, чтобы шла немного впереди, я скажу, где мой дом, она

повинуется, я разглядываю ее. У нее немного кривые ноги. Безвкусная прическа. Пальто, похожее на одеяние монаха. Она такая же, как все вы.

Мы минуем несколько кварталов и оказываемся возле парадной моего дома. Я говорю, что мы пришли. Она окидывает взглядом здание и спрашивает, на каком этаже я живу.

- На последнем. Пошли.

Мы входим в парадную и поднимаемся на лифте. Молча.

Когда мы оказываемся в моей квартире, я включаю свет. Зеркала сразу же словно

оживают, играя светом, бросая ревнивые взгляды на мою спутницу. Им нравится отражать

только меня.

- Проходи.

- Ух ты! А ты классно устроился. Модная квартирка. А зачем тебе столько зеркал?

- Не твое дело.

- Любишь смотреть на себя, да? Или нет, я знаю. Ты любишь смотреть на себя, когда

делаешь это, я угадала?

- Я же сказал – проходи. И хватит глупых вопросов.

Она проходит в квартиру и сразу же плюхается на кровать. Я прохожу вслед за ней, открываю бар и достаю бутылку виски и два стакана.

- А у тебя есть вкус. У большинства, у кого я бываю, ну ты понимаешь, - говорит она, -

убогие жилища, там неинтересно.

Мне не нужны ее глупые комплименты. Я наливаю виски в стаканы и протягиваю один

из них ей.

- Хочешь выпить перед этим? – она подмигивает мне. – Расслабиться?

- Понимай, как хочешь.

Я делаю глоток. Она подкрадывается ко мне и обнимает.

- Подожди.

- Я не хочу ждать, милый. Можно я буду тебя так называть?

- Называй, как нравится, мне все равно, - ее глупость почти выводит меня из себя.

Она опускает свою руку и забирается ко мне в ширинку.

- Ну-ка посмотрим, что у нас там.

Я убираю стакан и резко опрокидываю ее на спину, срывая с нее одежду, словно ворох

тряпья. Мне надоели эти бессмысленные игры.

Мы занимаемся любовью минут двадцать. Потом я встаю и иду в душ. Ненавижу грязь.

Ненавижу себя за эти контакты с проститутками. Но без них, пожалуй, не обойтись.

Я моюсь и смотрю в зеркало. На груди красная полоска от пореза. О, моя прекрасная

плоть! Я восхищен тобою. Ты божественна. Даже порезанная.

Струйки воды текут по мне как ручьи по горному плато, повторяя контуры моих

мускулов, в свете ламп мелкие капли кажутся бриллиантами, но даже бриллианты – ничто

в сравнении с совершенством. В сравнении со мной.

Я выхожу, она сидит на кровати, нагая, и корчит гримасы перед большим зеркалом.

Дура. Я окидываю ее взглядом, полным омерзения. Она пачкает мои простыни.

- Уходи, - говорю я ей.

Она игриво улыбается.

- Можно я еще немного побуду у тебя, милый? Мне так здесь нравится.

- Нет, я сказал: уходи.

- Ну, пожалуйста!..

Я подхожу, беру ее за руку и скидываю с кровати.

- Убирайся!

Она падет на пол, неловко растопырив ноги. Я вижу ее уродливую промежность. Мне

становится противно. Она вскакивает, внезапно в ее глазах появляется злоба.

- Ну и ладно, урод. Понял? Ты – урод. Извращенец. Окружил себя зеркалами и живешь в

них, а сам - обыкновенный урод, - она произносит по слогам, - у-род!

- Что ты сказала?