Человек

— Это несущественные детали, Темный, — хмыкнул Муромцев. — Ими вы можете с чистой совестью пренебречь, — и с наслаждением потянувшись в кресле, добавил. — Я подробно все напишу в отчете, а сейчас прошу дать мне отдохнуть.

Никто не возражал и Сергей, водворив псевдооборотня в его клетку, вернулся в гостиницу. Пробыв в Заполярье еще несколько дней он благополучно отбыл сначала в Нью — Йорк, через Анкоридж и Ванкувер, а потом и к себе в Нижний.

Результатом его работы Всемирная Инквизиция осталась очень довольна. У нее появилась реальная возможность в скором времени научиться влиять на численность Других, а в перспективе, быть может и решить их проблему совсем. Темой отдельного заседания был вопрос о Запрещенном Сумраке. И хотя доступ в него был официально открыт, по-прежнему войти туда могли лишь немногие. Слишком был велик риск остаться в нем навсегда.

Несколько лет прошло с той поры. Сергей уже не был штатным сотрудником Нижегородского Ночного Патруля, хотя его и привлекали иногда к работе в качестве эксперта. А куда Иным было деваться? Он был единственным в своем роде. Можно сказать уникумом. Этапы продвижения Муромцева по службе сначала радовали, теперь же удручали: человек — Иной — главный консультант Всемирной Инквизиции по экстраординарным вопросам находящийся за штатом и одновременно по совместительству Неизвестно Кто. С ним не хотят общаться. Его боятся. Даже Инквизиция… Поэтому и приглашают все реже и реже. Теперь его услугами пользуются только в самых критических ситуациях. Когда без Муромцева уже нельзя. Несколько лет практически полного безделья. Из ФСБ он ушел. Их с Аленой старая квартира с видом на Волгу заброшена. Они в ней почти не бывают. Муромцев был вынужден купить небольшой, но довольно уютный домик в любезном его сердцу Межпьянье и ловить рыбу. Подальше от людей и от Иных. В особенности от Иных. Почти в полном одиночестве. В компании с его воспоминаниями и чувством собственного уродства. Только самые близкие, такие как Соколов, Владимир, да еще пара — тройка Иных разбросанных по всему миру поддерживают с ним какую-то связь. И Алена. Ей тяжелее всех. Сергей от всего этого безмерно устал… Не хотелось даже вспоминать работу в Патруле, ребят и многое другое, что было ему когда-то так дорого.

Что бы избавиться от своих спонтанных воспоминаний Сергей пытался сосредоточиться на чем-то постороннем. Не имеющим никакого отношения к Сумраку. Одним из этих способов была подводная охота. Но все его попытки были напрасными. С таким же успехом можно было пытаться заставить себя не есть, не дышать… Не дышать он кстати мог. И очень долго. Ведь сам Его Величество Сумрак жил у него внутри как в прямом, так и в переносном смысле. Может быть, это он постоянно пробуждал в памяти Сергея болезненные образы прошлого. Особенно того, что было в Запрещенном Сумраке. Ведь именно после него Муромцев стал крайне остро чувствовать свою физическую неполноценность. Особенно плохо было, когда мрачные всполохи воспоминаний, обрывки образов, звуков вдруг объединялись вместе и накрывали его как океанская волна…

Сергей все так же лежал на спине в яблоневой полутени, прикрыв глаза не только рукой, но и сложенным в несколько раз влажным полотенцем. Он как и час назад видел серый диск солнца, свет которого теперь едва пробивался сквозь импровизированную защиту. «Хорошо, что хоть через полотенце не видно воронок», — успел подумать Муромцев и неожиданно плавно погрузился в какую-то мутную серость, наполнившую окружающий мир. Погружение отозвалось мгновенной слабостью во всех частях его тела и наступило временное забытье…

Глава 3

Сергей плохо чувствовал себя в эти минуты. Сначала его тело как в болезненном бреду распадалось на множество мелких осколков, которые разлетались в разные стороны, но почему-то все никак не могли разлететься. Хороводом, кружась вокруг его пока еще целого сознания они, то удалялись, то приближались, издавая странные поющие звуки и наконец, соединялись вновь в единое целое, что бы через секунду вновь рассыпаться и пуститься в круговой полет по воображаемым орбитам его сознания. А вокруг была та самая светящаяся серым муть. Бесконечная, фосфорецирующая, пустая.

Потом начинало распадаться и сознание. Его собственное я. Муромцев уже не был самим собой, Сергеем, единственным в своем роде живым существом. Его, или их становилось много. Так много, что он не мог сосчитать самих себя и только молил бога, что бы все это скорее закончилось. Нет, боли почти не было. По крайней мере, пока. Было болезненное ощущение беспомощности и растерянности. Полного дискомфорта и дикой слабости. Кроме того, Сергей не знал который из них он. Настоящий. Все эти Муромцевы, удаляясь, с каждым разом все дальше и дальше друг от друга, теряясь в серой мгле, как губки впитывали в себя ее, распадаясь в свою очередь на еще более мелкие части. В эти минуты Сергей вообще переставал хоть как-то себя контролировать.