В 2008 г., работая в брауновской лаборатории, Лимб осознал, что у него есть возможность использовать имеющиеся там передовые технологии сканирования мозга для изучения того, откуда берется это чувство и что, собственно, происходит в мозгу, когда музыкант импровизирует. Для того чтобы выяснить это, Лимб пригласил для участия в экспериментах шесть высококвалифицированных пианистов-правшей, выступавших на местной джазовой сцене.
Лимб попросил каждого музыканта запомнить определенную мелодию и затем лечь в прибор для сканирования мозга, поместив у пояса клавиатуру синтезатора, на которой следовало аккомпанировать треку, раздающемуся из динамиков. Затем, во второй части эксперимента, музыкантам предлагалось, отрешившись от мелодии, которую они запомнили в первой части, импровизировать под определенную последовательность аккордов. Лимб хотел посмотреть, насколько при этом различается картина активации нейронов.
Как показали Лимб и Браун, при импровизации мозг, похоже, глушит области, вовлеченные в работу сдерживающих механизмов и в процессы слежения человека за собой. При этом (и неудивительно) мозг активизирует работу областей, связанных с обработкой сигналов от органов чувств, откуда и возникает «обостренное ощущение осознания происходящего».
Для Рекса Джанга из Университета Нью-Мексико это стало подтверждением его убежденности в том, что даже у вполне здоровых людей, обладающих развитым креативным умением, творческий процесс включает своего рода «переговоры», переключения между двумя отдельными нейронными цепочками мозга, которые могут подавлять друг друга. Творческие личности отлично умеют высвобождать области мозга, необходимые для нестандартного мышления и формирования необычных ассоциаций. Но есть и вторая стадия этого процесса, зачастую отсутствующая у савантов или людей с повреждением мозга: такой порыв нужно уметь обуздывать, применяя особую, более «критически настроенную» систему для редактирования идей на стадии оценки.
По словам Джанга, у здорового человека стадии инкубации и озарения, возникающие на основе таких процессов, по-видимому, связаны с активацией нейронной цепи, которую называют сетью пассивного режима работы мозга (СПРРМ, default mode network, DMN)[44]
. Именно эта сеть заблокирована, когда мы обнаруживаем, что оказались в творческом тупике (например, в писательском кризисе). СПРРМ затрагивает самые разные области мозга. Нейронные пути, которые соединяют ее с ними, находятся среди наиболее тесно связанных друг с другом и наиболее плотно перекрывающихся.Эта сеть действует наиболее активно, когда ресурсы нашего внимания рассредоточены. Мы используем СПРРМ, когда позволяем своему разуму «бесцельно блуждать», праздно озирая окружающий нас мир. Однако эту же сеть нейронных цепей мы задействуем при саморефлексии — всякого рода мечтаниях и тому подобном. Главные узлы этой сети расположены в зонах, вовлеченных в работу механизмов памяти (например, в гиппокампе), и в медиальной префронтальной коре, участвующей в процессах стимуляции умственной деятельности. Вполне объяснимо, что мы, вероятно, полагаемся именно на эти области во время «мозгового штурма» или вольного ассоциирования идей. Как отмечает Джанг, некоторые из этих областей были активны, когда лимбовские джазовые пианисты исполняли свои соло.
Однако, по мнению Джанга, когда мы переходим к стадии подтверждения, когда начинается отсев и редактирование наших идей, мы привлекаем к этому особую комбинацию нейронных цепочек — сеть когнитивного контроля (СКК). Эта сеть часто выступает как полная противоположность СПРРМ. В сеть когнитивного контроля входят важнейшие области префронтальной коры, участвующие в контроле внимания и физической деятельности. Именно эту зону «включали» и использовали снайперы в экспериментах Крис Берка, чтобы отфильтровать «внутренний шум».
Сам Лимб считает теорию Джанга «правдоподобной», но полагает, что тут многое зависит от конкретного задания, которое выполняет человек. (Понятно, что при писании книги требуются иные разновидности мыслей и мозговых состояний, чем для исполнения джаза.) Разумеется, добавляет Лимб, есть паттерны нейронной активации, связанные с вдохновением. Но у джазменов те компоненты этих паттернов, к которым приходится обращаться для создания новой смеси звуков, всегда зависят от полученного ранее опыта — иными словами, от «подготовительной» творческой стадии.
* * *
Но Амато не играет настоящий джаз, и подготовки он почти никакой не прошел. Откуда же взялись его музыкальные способности? Мало кто следил за появлением «внезапных гениев» вроде Амато с таким же интересом, как Аллан Снайдер, нейрофизиолог из Сиднейского университета. С 1999 г. Снайдер сосредоточился на изучении того, как функционирует мозг у таких людей. Кроме того, он рискнул проникнуть на территорию догадок и домыслов глубже многих своих коллег, предпочитающих более комфортные области работы: он пытается добиться спонтанного появления столь же выдающихся талантов у людей с неповрежденным мозгом.