Человек

Зашла в Храм, там ко мне сразу подошла девочка, дочка церковной служки, пожаловалась на то, что стержня нет в ручке, положенной для написания записочек. Скучно ей было одной в полупустом храме. Я дала ей шариковую ручку, и она тотчас принялась на чистом листке рисовать цветок. Как ни странно, тоже розу. Стол был для нее высок, ей приходилось стоять на цыпочках. Она мне на это пожаловалась. «Не беда, — постаралась я ее успокоить, — скоро вырастешь, так еще наклоняться придется». «Да. Вырасту и наклоняться придется», — сама себя утешая и уговаривая, повторяла девочка. Так в этот день я панихиду и не заказала. Развлекла меня девочка, развеяла грустные мысли.

— Беспокойное наследство досталось мне от родителей. — Перебила её «Завистница». — Кому в наследство достается дом, кому квартира, кому — капитал. А мне по наследству передалась от родителей зависть. Странное наследство. Сколько помню себя, всем всегда завидовала. Мать, и отец завидовали другим — я над ними смеялась, а сама за собой не замечая, так же завидовала. Говорят, у завидущих людей нет друзей. Наоборот. Весь мир — мои друзья. Нас абсолютное большинство, больше, чем индусов и китайцев, вместе взятых. Мы — та сила, которая двигает саму жизнь, прогресс, науку. Без нас земля бы не вращалась.

— Послушайте, — сказала «Поэтесса», — какие я стихи сочинила:

«Вот и кончился мой бабий век,

Сорок лет — одинокая баба.

Где же ты, мой родной человек,

Мой принц золотой, моя награда?

Я ждала тебя ночью и днем,

Нету веры, любви. Есть усталость.

Или так:

Выла, плакала, пела, смеялась

Вот:

Где же ты, мой родной человек?

Лишь надежда на чудо осталась.

Правда, здорово? Да? Нет? Не здорово? У меня на самом деле все есть. И семья, и дети, и дом — полная чаша. И даже принц золотой. По-моему, даже не один. Спросите: зачем мне это? Сама не знаю. Хочется пострадать. Пожалеть иной раз себя очень хочется.

— А я с семьей своей, с дочкой и мамкой, живу в одной комнате, в коммуналке. — Сказала «Распутница», засмеявшись. — По выходным, раз в неделю, привожу к себе мужика. Мать с дочкой выпроваживаю из комнаты, пока мужик моется, стелю постель. А у нас из ванной выходят два окна, на кухню и в уборную. Ванная комната получается, как бы проходной для дневного света. Вот в эти окна дочь из туалета, а мать с кухни, за мужиком и наблюдают. Подглядывают. Бывало, мужик заметит, что на него изо всех окон смотрят, и с криком убегает. Но чаще привожу таких, как бы точнее охарактеризовать, — не нервных. Таких, которым повышенное внимание к их скромной персоне нравится.

Приходят в комнату, со смехом об этом рассказывают. Я матери с дочкой ничего не говорю, не ругаю. Во-первых, бессмысленно, во-вторых, должны же они получить хоть какую-нибудь компенсацию за неудобства, связанные с изгнанием из собственной комнаты. Бывает, неделю другую никого не приводишь, они уже скучают. Интересы то у них какие? Мать уже старенькая, ей все время спать хочется, дочь на улице пропадает и днем и ночью, неизвестно, чем занимается.

Так и живём, песни поем, надеемся на лучшее, ждем хороших новостей.

2008 г.

Болгарочка

Ваня Иванова, черноглазый бесенок из Варны. Сама была, как мальчишка и научила меня играть в игру под названием «Сорванец». Это игра в кости. Играют две белые и одна черная, после броска из суммы белых костей вычитается число, выпавшее в черной кости. Мне кажется, она сама придумала эту игру. Большая была выдумщица. С ней было забавно.

Когда в первый раз я ее раздевал, она на нервной почве говорила мне такие слова: «Срамная баба кричала мне вслед, задирала свои юбки и звала меня в канаву». Уверяла, что сие творчество принадлежит перу русского поэта Александра Блока.

Солнечные зайчики наполняли ее маленькую комнату беспокойным светом. Нам было хорошо вдвоем.

А еще у нее все было расшито бисером — и кошелек, и сумочка, и даже нижнее белье. Научила меня древнему искусству счета на пальцах. Это не то, чтоб досчитать до десяти. На пальцах я теперь умею и девять тысяч показать. Другое дело, что вы не поймете, да и мне в быту ни к чему такая мудрость. Это тоже была игра. Одна из многочисленных любовных игр, которыми она владела.

Была она большой любительницей всего индийского. Песен, танцев. Иной раз сама надевала и носила сари. Готовила пряные индийские кушанья. Неугомонная была. Сразу, как только познакомились, дала мне задание подыскать ей квартиру с высокими потолками в центре города.

По профессии Ваня была танцовщицей. Чтобы не поправляться, вместо сахара в чай все какие-то таблетки бросала.

Танцевала для меня в неглиже умирающего лебедя. Понял я в ту ночь бессмертную музыку Чайковского. Понял и полюбил. А, с Ваней Ивановой из города Варны, так и неподыскавшей себе квартиры в центре Москвы, вскоре расстался. Уехала, Ваня домой.

2000 г.

Болтушка

Ксения Бусько была умная, богатая, красивая, но при всем притом, глубоко несчастная в личной жизни женщина. Какое-то время мы вместе работали и даже жили. Жили так, как живут соседи в коммунальной квартире — была общая кухня.