Однако надо было спешить, работа не двигалась. Нужно было назначить день визита к Надежде, а связь с ней осуществлялась только через Нинку. Та же всё тянула, да откладывала. Сама собиралась рожать, целиком была погружена в ребёнка готового в ближайшие дни появиться на свет, а о нём, о Наседкине, совсем не думала. От неё невозможно было добиться ничего вразумительного.
— Я звонила Наде. — Говорила Нинка. — Она приглашала в гости.
— Когда?
— Не знаю. Завтра в общежитии её не будет, послезавтра я не могу.
Так визит, день за днём и откладывался. К тому же, звоня Нинке, по голосу мужа чувствовалось, что ему не нравится настойчивый мужской голос, требующий к трубке его жену. В таких случаях все объяснения жены только усугубляют подозрительность.
Казалось бы, простое дело и вдруг превратилось в сложное, неразрешимое.
Прошла неделя, позвонил Наташке Новоструевой, надеясь до общежития побывать у неё, но та продолжала кашлять и, ссылаясь на простуду, откладывала приглашение ещё на неделю.
Вдруг позвонила Нинка и, как бы между прочим, сообщила, что гуляла с мужем по городу, и они зашли к Надежде в гости. Пили чай, беседовали, говорили о нём.
Николай принялся было ругать беременную машинистку, почему с мужем, а не с ним, но та его успокоила:
— Надя просила передать, что можешь прийти в любой день, — у Наседкина отлегло от сердца, но радость была преждевременной, — только предварительно надо договориться, что бы она была дома.
— Постой! Как договориться? Что же ты не договорилась? Я в любой день готов.
— А я откуда знать могла, что у тебя всякий день свободный. Думала, наоборот.
— Как откуда! Я каждый день звоню и всё об этом одном талдычу!
— Не кричи на меня.
— Как не кричать…
Нинка или муж, стоящий рядом и подслушивавший разговор — кто-то нажал на рычажки, и в трубке запищали короткие гудки.
— Дура! Набитая дура! — Крикнул литератор, что бы как-то облегчить душу и стал думать о том, как договориться с Надеждой.
«Надо звонить Набатовой, узнать телефон вахты, — размышлял он, — узнать фамилию Нади и номер комнаты, в которой живёт».
Набрав Нинкин номер, получил ещё один сюрприз. Оказывается, молодые только что вышли и не просто пошли гулять, а поехали к тётке, поближе к родильному дому, где до самых родов и предполагали жить. Тёткиного телефона родители, конечно, не знали, а, скорее всего, наученные зятем, не соблаговолили передать.
Ситуация всё более усложнялась.
«В конце концов, не чужой», — решил Николай, выпил для храбрости, и вечером пошёл в общежитие. На вахте, остановили.
— Из какой комнаты? Как фамилия? — Интересовался вахтёр.
Наседкин не мог на это ничего ответить. Он знал имя, то, что учится она в аспирантуре и то, что у неё коса до пояса. Этого было недостаточно. Вахтёр уверял, что аспиранты в общежитии не живут. Стал издеваться, задавая нескромные вопросы.
Пришлось прибегнуть к помощи входивших в общежитие студентов. Они, по его просьбе, нашли аспирантку Надю, подругу Набатовой Нины и передали ей, что к ней гость по фамилии Наседкин, которого не пропускает вахтёр.
О том, что её нашли, студенты пришли, сообщили особо. Доложили, что одевается и сейчас спустится.
Наседкин ждал тихую, скромную, слегка сутуловатую девушку с длинной русой косой и робким взглядом. К нему вышла прямая, как стрела, уверенная в себе женщина с распущенными волосами и взглядом победительницы. Писатель смотрел и не узнавал. Женщина улыбнулась и сказала:
— Здравствуйте.
— Надя, это ты? — Возбуждённо заговорил Николай. — Как ты изменилась. Я ждал девочку с косой. А ты настоящая невеста, царевна.
Наседкин, в порыве отеческой нежности, обнял её и поцеловал в щёку. Направился было мимо вахтёра, но страж не дремал.
— Куда? Паспорт?
Паспорта, с собой, не оказалось.
Надежда принесла свой. Замученный строгим вахтёром, литератор дрожал, думал, не подойдёт, но паспорт приняли. Оказывается, всё это делалось лишь для того, чтобы гость не засиживался дольше одиннадцати. Если засидится, придут в комнату и выгонят. А если, вдруг, гость откажется уходить, чтобы выгнать потом из общежития Надежду, как нарушительницу режима проживания. Обо всём этом она ему и рассказала.
Пришли в её комнату, сели за стол, Наседкин всё не мог привыкнуть к тому, что перед ним совсем другой человек. Ему необходимо было посмотреть общую кухню, систему расположения комнат, душевую и туалет. Но ничего не посмотрел, проговорил с Надеждой. Успокаивал себя тем, что всё одно надо будет приходить днём, смотреть, что из окон видно, запомнить, как смотрятся через стёкла окружающие общежитие деревья и дома. Решил, тогда же, заодно, осмотреть и интерьер.
Спрашивал, есть ли жених, сколько ей лет, что думает о будущем, где отдыхала летом. Обо всём она подробно и обстоятельно рассказывала. Засидевшись, не заметил, как часовая стрелка подбежала к одиннадцати. Надежда пошла его проводить, а за одно, и на вахту, взять паспорт.