Человек без биографии

Швейцария готовилась к войне. Еще 29 августа 1939 года были отмобилизованы и приведены в готовность войска пограничного прикрытия. Президент Конфедерации Филипп Эгер выступил по радио с коротким заявлением: граждане, имеющие красную карточку в воинских билетах, должны прибыть в места сбора. Населению предложено было “сохранять величайшее хладнокровие”. Милиционная швейцарская армия делала вид, будто намерена всерьез сопротивляться бронетанковым дивизиям вермахта. Сутки спустя собралась Ассамблея и, в соответствии со статьей 89 главы 3-й конституции, проголосовала за то, чтобы полковник Анри Гизан стал генералом — высшим военным руководителем страны.

Все это: мобилизация необученных обывателей, чьи милицейские винтовки нечищенными ржавели в кладовых, ультрапатриотические речи членов Ассамблеи, выборы генерала — походило бы на фарс, если б не трагизм положения. Нетрудно быть пророком, зная, что сделал Гитлер с Польшей, Голландией, Францией, Норвегией. От известий, проникающих через рубежи, веяло ужасом: концлагеря, грабежи, расстрелы, порабощение… Воля маленького швейцарского народа — защищаться всеми средствами, — по мнению Дорна, заслуживала величайшего уважения, и оставалось только сожалеть, что политиканы обрамляли ее звуками фанфар и барабанным боем, превращая в оперетту. Что стоили, например, утверждения — такие пылкие и горячие! — о неприступности перевалов, защищаемых “самым стойким, самым сильным и самым лучшим в мире” солдатом, если о боевых качествах этого солдата предлагалось судить по почерпнутым из истории примерам: ссылаясь то на одного, то на другого из французских Людовиков, державших в средние века при своих особах “швейцарские роты”!

“План Барбаросса” оказался для политиков Конфедерации даром небес. Он нес народам Советского Союза неслыханные тяготы войны — войны, где дело шло о жизни и смерти почти двухсот миллионов людей; и он же сулил Швейцарии избавление от вторжения. В Берне вздохнули спокойно, получив сообщение бригадного полковника Массона о новых планах Гитлера. Так далекая “страна варваров и азиатов”, “государство большевистских бунтарей и бородатых комиссаров” — единственная страна, не имевшая в демократической Гельвеции своего посольства, и единственная, кто ни прямо, ни косвенно не покушался на ее целостность, политический строй и свободу, отвела в тысяча девятьсот сороковом году неминуемую и чудовищную беду от мирного очага швейцарского гражданина.

…Известие о “плане Барбаросса” Дорн получил от Тейлора — Кристиана Шнейдера, служащего Международного бюро труда. Шнейдер близко дружил с Сисси, работавшей в том же Бюро, считал нацистов бешеными собаками и, пользуясь своими связями с немецкими политэмигрантами, добывал порой важные сведения. В числе его источников были старые деятели социал-демократии и среди них бывший министр земли Гессен эпохи веймарского правительства.

Сведения о “Барбароссе” были туманными, расплывчатыми, хотя и получили косвенное подтверждение от Эрнста Леммера — “Агнесс”, представителя Риббентропа в Швейцарии, с которым у Дорна была связь через Лонга. Дорн попросил Сисси узнать, если удастся, хоть какие-нибудь подробности у бывшего рейхсканцлера Вирта, доживавшего свой век в качестве политэмигранта и сгруппировавшего вокруг себя отставных германских политиков; Вирт и его коллеги нелегально переписывались с друзьями в империи. Сисси сказала, что попробует, но вскоре с разочарованием сообщила, что эксрейхсканцлер в основном занимается проблемами формирования будущего правительства, в котором отводит себе главную роль; такие мелочи, как планы Гитлера, Вирта не занимали.

Все-таки кое-что Сисси сумела выяснить у того же Тейлора, упорно отказывавшегося отвечать на вопрос, откуда и каким образом он получает информацию. “Я дал слово”, — отрезал Тейлор и как воды в рот набрал.

Дорн встретился с ним в кафе, пожертвовав талонами, и за обедом, стоившим чуть ли не треть голубой месячной карточки, потребовал откровенности. Тейлор, сутулясь, молчал. Потом сказал:

— Не сердитесь, Виктор, это выше моих сил. Так уж я устроен: даю гарантии и не нарушаю их. Возможно, позже я познакомлю вас, если мой друг согласится. А пока возьмите это…

Дома Дорн открыл оставленный Тейлором спичечный коробок.. На дне лежала бумажка: 31 июля 1940 года Гитлер на совещании с членами ОКВ произнес слово “Барбаросса” вслух. “…Германия… станет хозяином в Европе, включая Балканы. А для этого должна быть уничтожена Россия. Дата нападения предусмотрена на весну 1941 года”.

Дезинформация или правда?.. Времени для колебаний не было. Дорн почти бегом через всю Женеву поспешил к Розе… В тот вечер они воспользовались экстренным расписанием. У Розы затекла и вспухла от напряжения рука; в конце передачи ключ выскальзывал из пальцев. Центр ответил “квитанцией” и вышел из эфира.