Человек без дождя

– Она мне звонила как-то на днях, – на голубом глазу ответил Леша, – но ни о каком ЧП не упоминала, так что я не в курсе, о чем идет речь, и не могу пояснить, в тот день это было или в другой.

– Вас не удивило, что она звонит вам в довольно поздний час и с чужого телефона? – продолжал следователь.

– Нет. Не удивило, – спокойно отвечал Алексей, – когда мы еще жили по соседству, мы часто общались в позднее время. Да и двадцать два тридцать – это не тот час, когда мы с женой уже собираемся отдыхать, мы всегда бодрствуем часов до двенадцати, Алене это было известно, она знала наши привычки. А что касается номера телефона, с которого она звонила, я не мог знать, ее это номер или нет. У меня ее телефона не было. А свой я оставил ей, когда был в офисе по своим делам. Просил позвонить.

– Зачем? Вы же несколько лет не виделись.

– Вот затем и просил, – объяснил Алексей, – я знал, что моей жене будет приятно увидеть Алену, узнать, как она теперь живет. Когда мы соседствовали, они с женой довольно близко общались.

– Раз вы не знаете, я вам сообщу, что Алена звонила вам не со своего телефона, а с телефона своей соседки, сказав, что забыла свою трубку на работе. Но на самом деле ее телефон был дома, она после этого совершила с него звонок матери. Как вы думаете, зачем ей понадобилась такая ложь?

– Может быть, она и не лгала, – пожал плечами следователю Алексей, – многие девушки такие… У них в сумках такой кавардак, что такую мелкую вещь, как телефон, сразу не найдешь. Может быть, Алена искренне считала, что забыла его на работе, а потом зачем-то снова полезла в сумку и случайно нашла. А может быть, телефон оказался не в сумке, а в каком-то кармане.

– Что ж, это очень даже может быть, – кивнул следователь.

Алиби Алексею нужно было сразу два. Одно на момент совершения кражи и одно на момент убийства. Пришлось сказать, что в обоих случаях он был дома с женой. И то и другое случилось до полудня, сразу после десяти утра, так что сослаться на то, что ему раньше выходить из дома просто не было нужды, было совсем не подозрительно.

– Скажите, Алексей Петрович, – спросил напоследок следователь, – зачем вы посещали господина Завьялова?

Алексею пришлось рассказать.

– И что же вы теперь собираетесь делать? – уже не для протокола осведомился Сергей Алексеевич.

– Не знаю, – пожал плечами Алексей, – радоваться, конечно, повода нет, но и в петлю лезть тоже не из-за чего. Я офицер, мне было бы стыдно пасовать перед трудностями, что-нибудь придумаю.

На этой пафосной ноте общение Алексея со следователем Поповкиным закончилось, и он, очень гордый собой, стал спускаться по лестнице. Сергей Алексеевич особых озарений от показаний Алексея Трепачева и не ждал, поскольку против него ничего не было. Звонок Алены был единственным документально подтвержденным звеном, которое связывало его с убитой. А не подтвержденным? Они были хорошо знакомы, и оба имели зуб на Завьялова. Алена по женской части, Леша по деловой. Значит ли это, что они могли стать сообщниками в краже? Могли. Но могли и стали – не одно и то же. Как не одно и то же – подозревать и доказать вину. А то, что для Алексея Трепачева потеря павильона является большим ударом, было видно невооруженным взглядом. Во всяком случае, от Сергея Алексеевича не укрылось, что, когда он вывел Алексея на этот вопрос, челюсти у отставного офицера непроизвольно сжались. И голос сделался слишком уж искусственным. А зачем скрывать свои эмоции? Ведь это на самом деле для него большой удар, и делать вид, будто это мелочь, не стоящая внимания, не надо было. Кто ж в это поверит?

Алексей давно не видел Элю в таком состоянии. Он понял, что случилось что-то неординарное, как только она открыла дверь. Глаза у нее были красные, как у кролика, губы плотно сжаты и искривлены страдальческой гримасой.

– Что такое? – испуганно спросил он жену.

Вместо ответа она сделала широкий приглашающий жест: иди, мол, сам смотри. Через два шага в глубь квартиры Леша понял, в чем дело. У него был обыск. Не следственное действие, а наглый, бесцеремонный шмон, произведенный так, чтобы хозяин в полную силу осознал ничтожность защиты своей личной жизни и территории. В спальне были выдвинуты все ящики, их содержимое выброшено на пол, отдельные кучи, образованные вещами, были свалены у шкафов. В гостиной не было мебели, в которой можно было бы порыться, но там обыску подвергся диван, который теперь имел несчастный вид, жалобно зияя пустым брюхом. Повсюду – в комнатах, в ванной, в стенном шкафу – хорошенько порылись, но апофеозом вандализма являлась территория Эли, ее любимая кухня. Красным глазам нашлось объяснение – все, что Эля любовно скапливала, хранила и упаковывала, было вывернуто наружу, даже утка в обнимку с бараньей ногой была выброшена из морозильника. Леша на минуту затаил дыхание, чтобы в охватившей его ярости что-нибудь не расколошматить или самому не травмироваться. Отдышался, взял себя в руки и даже попытался успокоить жену:

– Ну, Лисичка, а ты что же хотела? Мы немножко их попотрошили, они – нас.