Сказать «просторная» значило не сказать ничего. Этот прямоугольный зал с очень высоким потолком мог бы вместить по меньшей мере четыре обычные комнаты. Две стены представляли собой сплошное огромное окно, которое начиналось на высоте бедра и тянулось к самому потолку, открывая потрясающий вид на 5-ю авеню с одной стороны и на Центральный парк — с другой. Комната была со вкусом обставлена старинной мебелью. На Бьюкенена произвели впечатление полированное дерево и хрусталь, дорогие ткани и восточные ковры, картины в стиле кубизма — явно подлинники. В углу, рядом с витриной, где была выставлена керамика ничуть не хуже той, что экспонируется в музеях, стоял сверкающий рояль. Неудивительно, что Фредерик Малтин был недоволен финансовыми условиями своего развода с Марией Томес. Было очевидно, что он привык к роскоши.
— Не знаю, какой информацией о моей бывшей жене вы располагаете, но она так или иначе уже устарела, потому что я только что получил от нее известие.
Бьюкенену потребовалось все его самообладание, чтобы удержаться от вопросов. По сценарию главной в этом шоу была Холли. Она должна была вести его.
И она начала.
— Ну что ж, значит, вы почувствовали облегчение.
— Конечно. Очень большое облегчение.
Фредерик Малтин был человеком среднего роста и веса, лет сорока пяти, с обычным лицом, умеренным количеством волос и умеренным количеством седины в них. Зато в остальном в его облике не было ничего усредненного или умеренного. Изящные, начищенные до блеска черные туфли на тонкой подошве и тщательно отглаженный синий двубортный костюм были, безусловно, иностранного происхождения и сшиты на заказ. Сверкающей белизны рубашка и изысканный галстук в полоску отличались текстурой дорогого шелка. Бьюкенен не мог не обратить внимания на бриллиантовые запонки Малтина, когда тот с показным нетерпением посмотрел на свои украшенные бриллиантами часы фирмы «Картье». На левом мизинце блестело кольцо с сапфиром. В общем, утреннее одевание, похоже, обошлось ему тысяч в двадцать долларов.
— Портье сказал, что вы просили о десятиминутном
разговоре, но я не могу уделить вам даже и этого времени, — продолжал Малтин. Голос у него был пронзительным, в нем звучали повелительные нотки.
— Но вам наверняка хочется как можно скорее сообщить эту хорошую новость прессе, — сказала Холли. — Ведь вчера было столько шума… Я имею в виду ваши настойчивые утверждения о том, что с ней что-то случилось. Вы, естественно, хотите, чтобы все узнали, что тревога была ложной.
— Ну да, — ответил Малтин, — конечно. Я не… Вы правы. Действительно, вам и другим репортерам необходимо информировать ее поклонников о том, что она никак не пострадала.
Холли произнесла озадаченным тоном:
— Но вы так это говорите… Будто еще ничего не сообщили средствам массовой информации.
— Я… я только что получил это известие. Все еще прихожу в себя. Знаете, это такое облегчение. — Малтин вынул из нагрудного кармана своего костюма шелковый бордовый платок и вытер лоб.
Да, вид у тебя облегченный, черта с два, подумал Бьюкенен.
— У меня еще не было времени собраться с мыслями. Строить какие-то планы…
— Что сказала вам ваша бывшая жена? — спросила Холли. — Где она была последние две недели?
Малтин казался смущенным.
— Далеко отсюда. Она сказала мне — где, но не желает называть точное место. Хочет остаться там еще на какое-то время. Отдохнуть. После этого недоразумения репортеры облепят ее, если только получат такую возможность.
— Но вы можете хотя бы намекнуть, где она находится?
— Во Франции. И это все, что я намерен сообщить.
— А она объяснила, почему так внезапно исчезла?
— Она хотела сменить обстановку, отправиться в путешествие. В своем нетерпении покончить с этими злополучными юридическими делами я ошибочно предположил, что, если я не могу с ней связаться, значит, с ней произошло какое-то несчастье.
Присматриваясь к комнате, Бьюкенен уловил слабый запах сигаретного дыма, хотя в этом тщательно убранном помещении не было видно ни одной пепельницы. И от одежды Малтина сигаретами тоже не пахло. Бьюкенена всегда удивляло, что курильщики не понимают, насколько всепроникающ этот аромат. Сигаретным дымом тянуло из какого-то удаленного уголка этих огромных апартаментов. Бьюкенен сильно подозревал, что Малтин не только сам не курил, но и не одобрял курения в своем присутствии, а тем более у себя в доме.
— Я должен сделать одно признание, — произнес Малтин. — Моя чрезмерно эмоциональная реакция была вызвана тем, что Мария не отвечала на мои звонки. Когда несколько недель назад она продала свою квартиру и исчезла, я был взбешен тем, что она проигнорировала меня, не сочла нужным спросить моего совета. Ведь раньше она обо всем советовалась со мной. Я просто не мог себе представить, что она так поступит, поведет себя столь независимо, даже если мы и в разводе. Задетое самолюбие заставило меня утверждать, что она, должно быть, стала жертвой преступления. Абсурдно, конечно, с моей стороны.
— Да, — вступил в разговор Бьюкенен, впервые открывая рот. — Вы не будете возражать, если я воспользуюсь вашим туалетом?