Человек без лица

– Кто знает? Разве зерно, которому не удалось упасть на добрую почву, знает, кем и чем оно стало бы? Не все ли нам равно, кто мы и что? Мы проиграли. Испытаниям конец. Конец и нам.

– Нет!

– Возможно, Бен, если бы мы решили головоломку, все осталось бы реальностью. Но дело сделано. Реальность превратилась в утраченную возможность. И вот мы проснулись, чтобы упасть в ничто.

– Мы еще вернемся. Мы попытаемся снова…

– Назад возврата нет. Конец.

– Мы что-нибудь придумаем. Ведь можно же что-нибудь придумать!

– Ничего нельзя придумать. Конец.

Все было кончено.

Теперь… Разрушение.

Глава XVII

Их обоих нашли на следующее утро почти в центре острова, в парке, откуда открывался вид на старый гарлемский канал. Оба всю ночь блуждали по улицам и воздушным трассам, не видя ничего вокруг и все же медленно и неуклонно приближаясь друг к другу, как две намагниченные иглы.

Пауэл, скрестив ноги, сидел на влажном дерне. Лицо его осунулось и потемнело, дыхание почти угасло, пульс едва прослушивался, но руки, будто железные тиски, все еще сжимали свернувшегося в тугой ком Рича.

Пауэла немедленно отвезли в его особнячок на Гудзон Рэмп, где, установив круглосуточное дежурство, его усердно принялись выхаживать все сотрудники лаборатории при институте Эспер Лиги, донельзя обрадованные этим первым в истории успешным завершением Массового катексиса. С Ричем не было нужды спешить. В должное время и с соблюдением необходимых формальностей его, по-прежнему недвижимого, доставили в Кингстонский госпиталь на предмет Разрушения.

Прошло семь дней.

На восьмой Пауэл встал, принял душ, оделся, выиграл сражение со своими «сиделками» и вышел из дому. Заскочив по дороге к «Сюкре и Си», он вышел оттуда с неким таинственным большим пакетом, после чего направился в полицейское управление, чтобы лично доложить комиссару Крэббу об окончании дела. Однако, прежде чем подняться в кабинет шефа, он заглянул к Джексону Беку.

– Привет, Джекс.

– Здра(и бедст)вия желаю.

– Бедствия?

– Я заключил пари на пятьдесят кредиток, что вас продержат в постели до среды.

– Проиграли. Как отнесся Моз к нашей версии мотива преступления?

– Поддержал руками и ногами. Заседание длилось всего час. Рича уже готовят к Разрушению.

– Отлично. Ну я пошел наверх. Постараюсь все это растол-ко-вать комиссару Крэббу.

– Что это у вас под мышкой?

– Подарок.

– Для меня?

– Сегодня не для вас. Пока, Джекс. Примите мои наилучшие помышления.

Пауэл поднялся вверх, постучал в дверь отделанного серебром и черным деревом кабинета и, услышав повелительный голос: «Войдите!», отворил дверь. Крэбб был должным образом внимателен, но сух. Дело де Куртнэ не способствовало улучшению его отношений с Пауэлом. А заключительный эпизод явился последней каплей.

– Это был на редкость сложный случай, сэр, – тактично начал Пауэл. – Никто из нас ничего не понимал, и никого нельзя винить. Видите ли, комиссар, даже сам Рич не отдавал себе отчета, по какой причине он убил де Куртнэ. Единственным, кто попал в точку, был наш следственный компьютер, но мы тогда решили, что он дурачится.

– Этот агрегат? Он понял?

– Да, сэр. Когда мы в первый раз снабдили его информацией, компьютер дал ответ, что недостаточно подтверждены документацией эмоциональные мотивы преступления. Мы же все предполагали, что преступление совершено из корыстных соображений. Кстати, так же думал и Рич. Само собой, мы решили, что компьютер чудит, и запросили у него вторичного расчета, подтверждавшего нашу версию об убийстве с корыстными целями. И тем самым укрепились в ошибке.

– А чертов агрегат, значит, был прав?

– Да, комиссар. Прав. Рич сам себя уверил, что причина убийства – его финансовые взаимоотношения с де Куртнэ. Так он бессознательно скрывал от себя истинный, эмоциональный мотив преступления. Как вы знаете, он предложил де Куртнэ слияние капиталов. Тот согласился. Но подсознательный импульс толкнул Рича к тому, чтобы неправильно расшифровать ответ. Иначе он не мог. Он не мог не верить, что убивает ради денег.

– Почему?