Человек без собаки

И тогда я этого амбала пристрелю, решил Кристофер… и всхлипнул — его вдруг начал душить истерический смех.

Он решил притвориться спящим, к спящему, надо надеяться, никто не станет приставать. Закрыл глаза и прислонил голову к окну. Поезд начал тормозить, механический голос сообщил: «Следующая остановка „Сканстулль“». Осталось пять остановок. Кристофер заучил их наизусть: «Гулльмаршплан», «Шермарбринк», «Блосут», «Сандсборг», «Лесное кладбище». Там ему выходить. Может быть, пройтись по кладбищу? Погулять между могилами; он слышал, это кладбище чуть ли не самое большое в Швеции. Неплохая подзарядка для убийцы. Или опробовать оружие?

Нет, это не годится. Не хватало только стрелять на кладбище. Нет. Побродить, собраться с мыслями. Выкурить пару сигарет, потом купить где-нибудь хот-дог и «Пукко» — молочный коктейль с шоколадом. Деньги у него еще оставались… и сосредоточиться, сосредоточиться… главное — сосредоточиться. И не замерзнуть.

А потом через тоннель под Нюнесвеген, в Старый Эншеде. Муссеронвеген. Как, Хенрик, нормальный план?

Поезд снова с визгом затормозил. Замечательный план, услышал он голос Хенрика. Просто превосходный.

В клинике Вассрогга не было официальных часов для посещений; посещения, как правило, не поощрялись. Незапланированные контакты с внешним миром могли помешать лечению. Но для Бениты Урмсон сделали исключение. Во-первых, она была старинной подругой Эббы Германссон Грундт, а во-вторых, сама была врачом-психиатром, к тому же довольно известным. Решили, что Бенита Урмсон сама сориентируется, как ей говорить с Эббой, чтобы не нанести вреда. К тому же сегодня пятница, а поначалу было задумано, что госпожа Германссон Грундт будет проводить выходные со своей семьей.

Бенита Урмсон принесла подруге два подарка: коробку карамели «Марианна» и Библию.

— Я не религиозна, — слабо улыбнулась Эбба.

— Я тоже, — возразила Бенита. — Никогда такое и в голову не приходило. Но Библия — это нечто иное.

— Ну-ну, — сказала Эбба.

— Как ты? — спросила Бенита. — На самом деле?

— Что значит — на самом деле?

— Я прекрасно понимаю, что тебе здесь лучше и что ты достаточно умна, чтобы попробовать это себе объяснить.

Эбба довольно долго молчала.

— Я думаю, роль ума сильно преувеличена.

— Согласна. У сердца есть пути, уму неизвестные.

— Это я слышала… но думаю, главная моя проблема заключается в том, что я не хочу больше жить.

— А почему ты живешь?

— Почему я живу?

— Да. Почему ты живешь?

— Не могу объяснить. Может быть, считаю жизнь своего рода долгом… как и все остальное. Если получил в дар жизнь, будь любезен жить до конца.

Бенита Урмсон кивнула:

— Ты пришла к этому выводу после исчезновения сына?

— Да… Я понимаю, что такое бывает со всеми… в той или иной степени… и большинство как-то с этим справляется и находит в себе силы жить дальше. А я не нахожу… Чересчур жестоко.

— Ты считаешь, что Хенрик погиб?

— Да… да, наверное… он погиб.

— Значит, Хенрик для тебя — всё? Почему?

— Это вне моей власти. Можно взять «марианнку»?

— Конечно. Это тебе.

— Спасибо… знаешь, я, по-моему, не ела «Марианну» с тех пор, как мы сдавали экзамены.

— И я тоже… Но почему именно Хенрик? Когда заводишь детей, одно из условий такое: может случиться, что они умрут раньше вас. Нет никаких гарантий, и ты знаешь это так же хорошо, как и другие родители.

— Мне кажется… мне кажется, я забыла это условие.

Бенита Урмсон засмеялась:

— В том-то и дело, малышка. Есть вещи, которые забываешь по дороге. Но ради бога… это же касается всех, и забывчивость к сорока обычно проходит. После сорока все всё вспоминают. Так что ты в хорошей компании.

— Я не хочу быть в такой компании.

— Знаю. Ты человек не слишком социальный, но в определенных ситуациях человеку одному не справиться. Поэтому я принесла Библию.

— Бенита, ради всего святого! Ты же прекрасно знаешь, что я не…

— С кем-то общаться необходимо, — твердо сказала Бенита Урмсон. — C кем-то надо разговаривать. Ты сорок лет не разговаривала ни с кем, кроме себя самой. Ты устала. Любой устанет. И ты должна выбрать — либо другие люди, либо Господь.

— Благодарю за поистине спасительную…

Бенита резко подняла руку, и Эбба осеклась. Она взяла еще карамельку и уставилась на подругу, даже не заботясь скрыть скепсис: