По мнению многих дикарей, следствием половой безнравственности является не только прямое или косвенное нарушение хода природы, вызывающее гибель урожая, землетрясение, извержение огня вулканами и тому подобное: предполагается, что сами преступники, их потомство или невинные супруги страдают за совершенный грех. Так, баганда из Центральной Африки верят, что, если жена, которая ждет ребенка от своего мужа, совершит прелюбодеяние, она либо умрет во время родов, либо сойдет с ума и попытается убить и пожрать свое потомство. Кроме того, они верят, что, если после рождения ребенка и до того, как ему дадут имя, муж или жена изменят друг другу, их ребенок умрет, если только знахарь не спасет ему жизнь, проведя магическую церемонию. Поскольку смерть при родах рассматривается этим народом как верное доказательство того, что женщина была виновна в прелюбодеянии, несчастный муж, который таким образом теряет свою жену, платит ее семье за свою преступную небрежность, позволившую ей сбиться с пути с другим мужчиной и таким образом, навлечь на себя фатальные последствия ее греха [245]. Опять же, у дикарей, по-видимому, распространено мнение, что неверность жены мешает ее мужу убивать дичь и даже подвергает его неминуемому риску быть убитым или раненым дикими зверями. Эту веру исповедуют вагого и другие народы Восточной Африки, боливийские индейцы моксос и алеутские охотники на каланов. В таких случаях любое несчастье, постигшее мужа во время охоты, он относит на счет дурного поведения своей жены дома; он возвращается в гневе и обрушивает свой гнев на зачастую невинного человека, иногда даже доводя дело до убийства [246]. Когда мексиканские индейцы уичоли отправляются на поиски особого вида кактуса, который они считают священным, их женщины дома обязаны хранить целомудрие; в противном случае, по их мнению, провинившихся поразит болезнь и поставит под угрозу успех экспедиции [247]. Один путешественник прошлых столетий, бывавший на Мадагаскаре, рассказывает нам, что, хотя малагасийские женщины сладострастны, они не позволят втянуть себя в прелюбодеяние, пока их мужья отсутствуют на войне, поскольку они считают, что неверность в такое время может привести к ранению или гибели отсутствующего супруга [248]. Если бы только царь Давид придерживался этого убеждения, ему не нужно было бы приказывать поставить раненого мужа в авангард битвы [249]. Зулусы воображают, что неверная жена, которая прикасается к вещам мужа, не съев предварительно определенных трав, вызывает у него приступ кашля, от которого он вскоре умирает. Более того, у зулусов «мужчине, вступившему в преступную связь с женой больного, запрещено посещать палату больного; и, если больной человек – женщина, всякая иная женщина, совершившая прелюбодеяние со своим мужем, не должна навещать ее. Они говорят, что, если эти визиты когда-либо происходят, больная покрывается холодным потом и умирает. Считалось, что этот запрет должен был выявить неверность женщин и заставить бояться разоблачения» [250]. По той же причине, по-видимому, во время болезни вождя кафров его племя было обязано соблюдать строгое воздержание под страхом смерти [251]. Идея, вероятно, заключалась в том, что всякий акт невоздержанности симпатически окажется фатальным для больного вождя. Сходным образом в королевстве Конго, когда верховный жрец, называемый Читоме, совершал обход по всей стране, все его подданные должны были вести строго целомудренный образ жизни, и всякий человек, уличенный в невоздержанности в такие дни, безжалостно предавался смерти. Они считали, что всеобщее целомудрие необходимо для сохранения жизни жреца, которого они почитали как главу своей религии и своего общего отца. Соответственно, когда он был в чужих землях, он позаботился о том, чтобы предупредить своих верных подданных с помощью глашатая, чтобы никто не мог ссылаться на незнание в качестве оправдания нарушения закона [252].