Существует любопытная история о том, что после того как Орест сошел с ума, убив свою мать, он вернул себе рассудок, откусив один из собственных пальцев; фурии его убитой матери, которые до этого казались ему черными, стали белыми, как только он изуродовал себя таким образом: как будто вкуса его собственной крови было довольно, чтобы отвратить или обезоружить гневный призрак[271]. Намек на то, каким образом кровь могла привести к такому результату, можно найти в практике некоторых дикарей. Индейцы Гвианы считают, что кровный мститель, убивший своего человека, сойдет с ума, если не отведает крови своей жертвы; очевидно, имеется в виду, что призрак сводит его с ума, так же как призрак Клитемнестры свел с ума Ореста, который, напомним, тоже был кровным мстителем. Чтобы предотвратить это последствие, убийца на третью ночь приходит к могиле своей жертвы, протыкает труп палкой с острым концом и, вынув ее, высасывает кровь убитого. После этого он идет домой со спокойной душой, довольный тем, что выполнил свой долг и что ему больше нечего бояться призрака [272]. Схожий обычай соблюдался маори в бою. Когда воин убивал своего врага в бою, он пробовал его кровь, веря, что это сохраняет его от мстительного духа (атита) его жертвы; ибо они представляли, что «в тот момент, когда убийца попробовал кровь убитого, мертвец стал частью его существа и поместил его под защиту атуа, или духа-хранителя умершего» [273]. Таким образом, по мнению этих дикарей, проглотив часть своей жертвы, они делали ее частью себя и тем самым превращали ее из врага в союзника; они заключали с ней, в самом строгом смысле этого слова, кровный договор. Некоторые североамериканские индейцы также пили кровь своих врагов в бою. Один путешественник, наблюдавший возвращение отряда индейцев арикара, рассказывает: «По многим было видно, что они пили кровь врага. Особый знак делается путем натирания руки киноварью, и, прикладывая руку ко рту, они оставляют на лице отпечаток, который должен напоминать окровавленную руку» [274]. Мотив этой практики не сообщен, но вполне возможно, что он был таким же, как и у маори, – желание присвоить и таким образом обезоружить призрак врага. Как ни странно, но это поистине дикое суеверие существует по сей день. В Калабрии широко распространено мнение, что, коль скоро убийца хочет спастись, он должен высосать кровь своей жертвы из еще теплого лезвия кинжала, которым он совершил преступление [275]. Теперь мы можем, пожалуй, понять, почему считалось, что отцеубийца Орест одумался, как только откусил один из своих пальцев. Отведав собственной крови, которая также была кровью его жертвы, поскольку она была его матерью, он, как можно предположить, заключил кровный договор с призраком и таким образом превратил его из врага в друга. Кабилы Северной Африки верят, что если убийца семь раз перепрыгнет через могилу своей жертвы в течение трех или семи дней после убийства, то он будет в полной безопасности. Поэтому свежую могилу убитого тщательно охраняют [276].