Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

Так мы приходим к выводу, что основным источником тотемизма является первобытное неведение в отношении процесса, посредством которого люди и животные воспроизводят свой вид. В частности, отсутствие понимания роли самца в производстве потомства. Цивилизованному уму все это кажется невероятным, однако небольшое размышление убедит нас в том, что, если человечество действительно произошло от низших форм животной жизни, то в истории нашего вида наверное был период, когда роль отцовства не осознавалась вообще никем из людей. Роль матери в производстве потомства не требует логических умозаключений и очевидна даже животным; роль отца гораздо менее очевидна и выявляется только в результате умозаключений, а не фактического восприятия. Разве мог младенческий разум первобытного дикаря понять, что ребенок, который выходит из утробы, является плодом семени, извергнутого целых девять месяцев назад? Аналогично, как мы знаем на примере австралийских аборигенов, недоступна ему и та простая истина, что семя растения, посеянное в землю, взойдет и принесет плоды. Разве мог он каким-то образом умозаключить, что дети – результат аналогичного процесса? Его неведение является естественной и необходимой фазой интеллектуального развития нашего вида. Да, в течение многих веков и тысячелетий тайна деторождения была от него скрыта. Но как только древний человек вообще начал рассуждать, он обратил свои мысли к этому самому важному и самому таинственному событию, повторяющемуся пред его взором с непреложной регулярностью и так необходимому для продолжения рода. Если он и строил догадки о чем-либо вообще, то в первую очередь, конечно, об этом. И конечно же, наиболее очевидным и подкрепленным фактами ему казалось то, что ребенок входит в утробу матери только в тот момент, когда она впервые чувствует, как он шевелится внутри. Неужели он мог додуматься, что ребенок был там уже задолго до того? В его системе координат как раз такое предположение вполне могло показаться неразумным и абсурдным. А коль скоро ребенок оказывается внутри женщины только тогда, когда она это чувствует, то наиболее естественно было отождествить его с чем-либо, что поразило ее воображение и, вероятно, в то же время исчезло. Это мог быть кенгуру, который прыгнул перед ней и исчез в чаще; это могла быть игривая бабочка, промелькнувшая в лучах солнца с металлическим отблеском сверкающих крылышек или какой-нибудь попугай в великолепном пурпурно-малиново-оранжевом оперении. Это могли быть и солнечные лучи, достигшие ее кожи сквозь прогал в лесных сводах или же сверкающие лунные отблески на воде, когда серебряный диск показался в разрыве облаков… Это могли быть дуновения ветра в листве деревьев или шум прибоя на берегу, его глухой рев отозвался ее слуху голосом заморского духа… Действительно, любая вещь, поразившая женщину в тот таинственный момент ее жизни, когда она впервые осознает себя матерью, могла быть непосредственно отождествлена ею с ребенком в утробе. Подобные мысли будущей матери, столь естественные и кажущиеся столь всеобщими, по-видимому, и являются корнем тотемизма.