Человек человеку волк или Покорение Америки

Мне сняли комнату в квартале от клуба Мясника, где мне предстояло выступать. Темная комнатушка с грязным, мутным окном. Койка, шкаф и умывальник — это все, что составляло меблировку этой дыры, впрочем, ничего другого в нее бы и не влезло. Единственное, что меня хоть немного радовало, за эту дыру мне не приходилось платить. Три раза в неделю я тренировался, а по субботам выступал на арене. Сначала была заранее объявленная схватка с кем-нибудь из боксеров или борцов, уже заработавших себе имя выступлениями на арене. Потом минут через двадцать приглашали всех желающих померяться силами с победителем. Приз выигравшему схватку — пятьдесят долларов. К моему удивлению любителей помахать кулаками находилось немало. К последним, в своем большинстве, относились матросы с кораблей. Дрались они жестко, применяя весь набор запрещенных приемов, которые только мог придумать человек в ущерб своему ближнему. Драться приходилось в полную силу, стараясь вырубить противника в первые минуты и с максимальным уроном. К этому выводу я пришел, когда во время одного из моих выступлений, на арену вылез здоровенный матрос. До этого момента я старался ублажать публику, растягивая поединки. Но в этот раз все пошло по-другому. После того как матрос второй раз оказался на полу, а свист, крики и грязные шуточки достигли апогея, тот озверел окончательно. Выхватив из кармана нож, бросился на меня. Единственное, что тогда спасло меня, то это слепое бешенство быка, с которым он бросился на меня. Уйдя от удара, я подсечкой сбил его с ног. Потом, с силой ударил ногой в висок и услышал, как хрустнула кость.

За каждый такой вечер я получал двадцать пять долларов. В дни, свободные от тренировок и выступлений работал в кабаке, принадлежавшем Мяснику, охранником и вышибалой. Кабак представлял собой смесь бара и танцевальной площадки. Столиков, как таковых не было. Вдоль двух стен стояли длинные скамьи, а пили у стойки. Представлял он собой, если можно так сказать, дешевую пышность. Бумазейные занавеси, грубая лепнина и вперемешку развешанные по стенам картины и литографии на фривольные и морские темы. Назывался он одиозно "Путеводная звезда", а ниже на огромных железных крюках перед входом болталась вывеска "Большие вечерние танцы". Женщин у нас пускали бесплатно, а вот мужчинам приходилось платить за право потанцевать и выпить — двадцать пять центов. Днем в заведении было относительно тихо и спокойно, но ближе к ночи посетители напиваясь, становились все более дикими и неуправляемыми. Танцы под музыку писклявой скрипки, бухающего контрабаса и дребезжащего пианино были такими же буйными, как и сами танцоры. К началу ночи веселье становилось таким диким, что кабак временами мне начинал напоминать сумасшедший дом. Тут начиналась работа вышибалы. Хотя нас было трое, все здоровые мужики, крепкие на кулак и вооруженные тяжелыми дубинками, но работы хватало на всех и даже с излишком. Наши клиенты, львиную долю которых представляли мастеровые, матросы, иммигранты, воры, сутенеры и их шлюхи, не задумываясь, пускали в ход, как кулаки, так кастеты и ножи. Женщины мало, в чем уступали мужчинам в своих проявлениях злобы и неистовства. Ударить коленом в причинное место мужчине или ткнуть пальцем в глаз сопернице, а потом, схватив за волосы, бить ее лицом о стену — этого сколько хочешь! Хотя, что говорить про шлюх, когда в двух кварталах от нашего кабака было точно такое же заведение, где одной из двух вышибал была женщина. Звали ее Подтяжка Мэг, из-за того, что она носила юбку на подтяжках. Здоровенная, под метр девяносто англичанка, а злая, как клубок разъяренных змей. После того как хорошенько изобьет нарушителя дубинкой, она хватала его за ухо зубами и таким образом волокла гуляку до дверей, под неистовый хохот и улюлюканье клиентов. Как мне говорили, что иногда, когда жертва пыталась вырваться или оказать сопротивление, ухо оставалось в ее зубах.