Иан, конечно, был прав: мне следовало отыскать своего знакомого из автобуса, дабы раз и навсегда убедиться, что он — не Майтрея. Хотя сам Иан не горел желанием сопровождать меня в этом предприятии. Я его и без того уже утомил, таская за собой, пока расклеивал свои объявления. Нет, лучше уж я уговорю его накормить меня блюдом с карри за свой счет.
— Так какой у тебя план? — спросил он, когда мы выходили из станции метро в Олдгейте.
Я улыбнулся и открыл свой рюкзак.
— Вот...
Я вытащил пачку плакатов, сфотокопированных на листах формата А4, с кричащим, но весьма спорным заголовком: «ЭТО ВЫ?»
Я провожу уже вторую кампанию в качестве Согласного, причем всего за одну неделю! Мною владело глубокое волнение... Вот он я, открываюсь миру, выставляю себя на всеобщее обозрение, — причем уже во второй раз! Держу данное себе слово! Я не только расклеил объявления с предложением звонить мне, сообщив всему свету свой номер телефона, но теперь еще собираюсь развесить плакаты с портретом моего попутчика в автобусе — с портретом человека, который вытащил меня из бездны депрессии. Плохо, что я не умею рисовать, да и память на лица у меня не очень хорошая. Я лишь запомнил, что мой попутчик был азиат с бородой, а этого, конечно же, недостаточно. Поэтому под портретом я дал подробное объяснение, написав:
Я был уверен, что мое обращение заинтригует того моего попутчика, и он мне позвонит — если увидит плакат. Лучшее, что я мог сделать — это обклеить Брик-лейн — центр местной общины — своими плакатами и ждать...
И вот, второй раз за неделю, мы начали расклеивать плакаты. Вешали их на фонарные столбы, поверх рекламных плакатов, в таксофонах и вообще везде, где только можно... а рядом от случая к случаю лепили еще и объявления «Позвони мне». Признаюсь честно: в тот день некоторые прохожие поглядывали на нас с удивлением. Может, причиной тому были мои художественные таланты, или же их поражала наша старательность. Что бы это ни было, я знал, что, по крайней мере, мы привлекли внимание к моим плакатам. Кто-нибудь да узнает этого человека. Кто-то должен его узнать. Пусть даже единственная опознавательная черта на моем рисунке — это борода.
Но потом прозвенел звонок, и из мечети на противоположной стороне улицы высыпали сотни бородатых мужчин. И я понял, что, пожалуй, найти моего знакомца будет гораздо труднее, чем я думал.
Мы с Ианом ели карри и рассуждали о том, к каким чудесным последствиям может привести то, что мы только что осуществили. Точнее, это я думал, что последствия будут чудесными. А Иан все так же был убежден, что, кроме ерунды, рассчитывать не на что.
— С ума сойти, если подумать, да? — сказал я. — Ну, знаешь... если мой попутчик и впрямь оказался бы Богом.
Иан расхохотался.
— Ты чего? — обиделся я. — Нет, правда, сам посуди: что, если вся эта история с «да»... что, если это все было предопределено?
— Что предопределено? Пустая трата времени?
— Нет... как бы тебе объяснить? Что если это судьба так распорядилась? Возможно, все это неспроста.
— Если тот твой попутчик был Бог, тогда какого черта он ехал в автобусе?
— Это как в той песне. «Что, если Бог — один из нас, такой же, как мы, охламон, в автобусах ездит, как мы, ла-ла-ла-ла-лалала»[57]
. По сути, так оно и есть. Вплоть до охламона и ла-ла-ла.— Это в корне порочная концепция, — возразил Иан, тыкая в меня вилкой. С нее слетел маленький кусочек куриного мяса, но мы оба из вежливости сделали вид, будто ничего не заметили. — Во-первых, Бог не стал бы ездить в автобусе. Ни один Бог. И уж, во всяком случае, не Христос и не Будда. Они имеют неплохой доход от одной только продажи своих статуэток и не стали бы мараться о таких, как ты, пользуясь общественным транспортом. Даже у папы римского есть специальный автомобиль, из которого он обращается к толпе. Что до охламона... не думаю. Бог обязан блюсти себя. Ты только представь, как мерзко чувствовали бы себя люди, когда, встретив Бога в образе охламона у жемчужных врат, вдруг начинали понимать, что они всю свою жизнь поклонялись, по сути, Ворзелю Гаммиджу[58]
. Нет, нет, Бог ходил бы в костюме или в красивом свитере — как-нибудь так.