Человек для архива

В этом все спасение! Пусть тысячи, десятки тысяч, даже сотни тысяч копаются в расшифровке волн, из которых построено «я». Ну и что же? Об этом будут знать только они, а Голл, и боксер и миллионы таких, как они, по-прежнему останутся людьми, для которых важнее всего то, чего они не понимают. Они никогда не будут ломать голову над расшифровкой проклятых волн, и их радости и волнения останутся при них, нетронутыми и первобытными, как тысячу лет назад. Именно они спасут от гибели и Торквато Тассо, и Бетховена, и Толстого.

Есть еще одна сторона дела, о которой нужно думать. Когда люди ставят опыты над себе подобными и пытаются проникнуть в самые святые тайники души, то они руководствуются не только простой любознательностью! Я не думаю, что на свете существуют такие безумцы, которые верят в возможность синтезировать человеческое «я» из бесчисленного множества волн и написать для него математическую формулу. Скорее всего, здесь дело проще. За всеми этими опытами скрываются какие-то более близкие цели, какие-то очень конкретные намерения, вроде поисков излечения человеческих недугов, или, наоборот, нахождения способов искусственного управления человеческой душой.

Конечно, так как статьи о волнах напечатаны в научных журналах по медицине и психологии, то на первый взгляд кажется, что все это делается для достижения первой цели. А вторая?

Я никогда не забуду выражения лица полковника Р., когда во время немецкой атаки под Аахеном наша бригада дрогнула и начала отступать. Солдаты перестали слушаться офицеров и бросились бежать, а немцы расстреливали их в спину. Лицо Р. перекосилось, и он начал прямо-таки рычать…

— Неужели не будет найдено лекарство против трусости?.. Или лекарство беззаветной храбрости?

А через пару десятков лет о таких лекарствах писали даже в газетах.

— Голл, как ты сюда попала?

Она повернулась ко мне и прошептала прямо в ухо:

— А ты не будешь сердиться, если я скажу правду? Честное слово?

— Честное слово.

Она глубоко вздохнула.

— У меня был один приятель. Лейтенант. Мы с ним познакомились в нашем ателье, после демонстрации моделей. Это было зимой…

Она замолчала.

— Ну?..

— Он пригласил меня в ресторан. Мы танцевали и болтали о том, о сем. После мы с ним встречались еще. Он был очень симпатичный и умный. Вроде тебя, только моложе и смелее. Ты не сердишься?..

— Нет…

— Он тоже говорил массу умных вещей и смеялся, когда я ничего не понимала… В конце концов, он сказал мне, что я ему надоела, но он все равно питает ко мне дружеские чувства, и если мне что-нибудь будет нужно, он готов мне помочь Когда меня выгнали из цирка, я позвонила к нему. И вот я здесь…

— А за что тебя выгнали из цирка?

— О, это длинная и скучная история… Давай лучше спать…

Но я не сомкнул глаз до самого утра. Я думал про полковника Р. и про лейтенанта.

11

Это было действительно величественное зрелище. Гигантские сосны с верхушками, позолоченными утренним солнцем, были неподвижны. Они стояли плотными рядами, как гренадеры на праздничном параде, но в их неподвижности не чувствовалось напряжения, а только покой, застывшая радость бытия и сознание собственного достоинства. А когда порыв ветра заметался в вершинах и шепот зеленых гигантов начал медленно нарастать, у меня по телу побежали мурашки.

— Красиво, не правда ли? — спросил Боллер.

— Это не то слово. Мне всегда казалось, что деревья разговаривают. Один японец записал на магнитную пленку шелест листвы различных деревьев. Почему-то считается, что свой язык есть только у людей и животных. Мы не очень хорошо знаем, что такое коллектив растений. А ведь они тоже живут в коллективе и как-то влияют друг на друга, и, может быть, ветер помогает им разговаривать?

— Вы уж простите, что мы держали вас в подземелье так долго. Это, знаете ли, своего рода психологическая подготовка…

Я усмехнулся.

— Вы уверены, что теперь я вполне подготовлен?

— Уверен. И не только вы. Все остальные тоже готовы. Но вы — особая статья.

— Почему особая?

— Я вам уже говорил при первой встрече. Вы кое-что понимаете в человеческих мозгах, в их работе.

Мы обогнули здание и пошли по тропинке прямо в лес, и я глубоко вдыхал запахи сосен, земли и влаги, которая дымилась над прогалинами, согретыми утренним солнцем.

— И вы теперь разрешите мне совершать прогулки?

— И не только вам. Всем.

— Сколько здесь людей, я имею в виду подопытных?

— Сорок девять.

— Боже мой! Где же остальные?

— Лаборатория наша огромна. Под зданием еще четырнадцать этажей.

Я удивился странному совпадению количества этажей разбомбленного немецкого хранилища боеприпасов и этой лаборатории, но ничего не сказал об этом Боллеру.

— Шумная компания! Представляю, как оживится этот молчаливый лес, когда все окажутся здесь.

— И очень интересная компания. В этом вы скоро убедитесь. Откровенно говоря, мне самому не терпится поскорее начать массовый эксперимент. Мне и моим коллегам понадобится ваша помощь, точнее, ваши, так сказать, профессиональные наблюдения. Здесь могут быть любопытные психологические казусы.

— Вы имеете в виду срывы?