Человек для архива

— Те самые, которые стояли в нашей лаборатории в Бей-сенде. Ох, если бы ты знал, сколько мы спорили, пока среди нас не появился Боллер. Он все поставил на свое место. Как бог, пришел, стал возле второй машины, которая хранила память, и сказал: «Вот мозг». А когда его спросили, а что же такое первая машина, он ответил: «Не знаю». Ну и смеялись же мы после этого ответа. Но Боллер не из тех, кого можно смутить. Он сказал, что нужно подождать. Новые идеи витают в воздухе, и кто-нибудь скоро додумается до правильного ответа.

Наконец мне удалась освободиться от ее рук, и я поднял жалюзи. Солнце скрылось за лесом, и по небу медленно плыли нежные розовые облака. Катарин с улыбкой взглянула на позолоченные верхушки, сосен, а потом как-то странно огляделась вокруг, и ее лицо приняло озабоченное выражение.

— Тебе не кажется, Голл, что все, что ты говоришь — бред?

— Почему же бред? Если в науке существует какая-нибудь очень важная проблема, среди миллионов людей обязательно найдется человек, который ее решит. Он не обязательно будет гением. Скорее всего, это будет какой-нибудь безвестный ученый, у которого мышление не такое обычное, как у всех. В истории очень мало случаев, когда одному человеку удается решить несколько крупных научных проблем.

— Голл никогда так много не философствует, да и не умеет, — заметил я.

— Перестань, прошу тебя. Мы, кажется, договорились…

— Да, действительно. Почему ты так странно оглядываешься? Ты что-то ищешь?

В комнате быстро темнело.

— Мне казалось… Мне почему-то казалось…

— Что тебе казалось?

— А, ерунда. У тебя никогда не бывало такого состояния, будто обстановка, и действия, и слова, которые ты говоришь, уже когда-то были тобой пережиты и произнесены? Будто бы переживаешь это второй или третий раз?

— Сколько угодно…

— У меня сейчас то же самое. Только вот здесь, — она подошла к двери, — здесь стояли часы, большие часы с тяжелым маятником, бронзовый шар на тонкой цепи. Их почему-то нет.

— Я здесь впервые и не знаю, стояли ли здесь когда-нибудь часы.

Она подошла к двери и стала внимательно осматривать стену.

— Зажги свет, пожалуйста.

Я щелкнул выключателем. Она радостно воскликнула:

— Так я и знала! Их просто вынесли. Смотри, на стене остался след.

Я подошел и увидел на степе едва заметный вытянутый прямоугольник.

— Это только доказывает, что ты не Голл, — сказал я.

— Кто?

— Ты не Голл, — повторил я и попятился от нее к окну. — Я уверен, Голл здесь раньше никогда не была.

— Какая чепуха! С чего вы взяли, что я Голл? Разве вы забыли мое имя? Я так просила вас, чтобы вы никогда не забывали имен.

Я стиснул зубы. Мне показалось, что я услышал едва уловимый щелчок, напоминающий звук повернутого выключателя.

— Почему вы так странно на меня смотрите, Пэй?

— Так чем же была та, вторая машина?

— Как чем, мозгом, конечно.

— А первая?

— Будто вы не знаете! Простите, сейчас поздно об этом говорить. Профессор Боллер просил вас зайти к нему на восьмой этаж. Спешите, мы и так с вами заболтались…

Я почувствовал страшную усталость, полное безразличие, апатию, постепенно переходящую в отвращение ко всему на свете. Я опустился в кресло, в то кресло, где она недавно плакала, и закрыл глаза рукой. Передо мной встало смеющееся лицо Боллера, который все время повторяет: «Магомет и я, Магомет и я…»

— Скажите Боллеру, что я устал и прийти не могу.

Она молчала.

— Вы слышите, Катарин? Скажите Боллеру, что я очень устал и неважно себя чувствую.

Она продолжала молчать.

Я поднял голову и открыл глаза: Катарин в комнате не было.

Может быть, все это мне приснилось. Ведь не может же живой человек исчезать вот так, бесшумно, как привидение!

13

Рисдер попался мне в большой гостиной правого крыла здания, где мы теперь жили. Окна выходили на широкий двор, в котором по бокам стояли вспомогательные кирпичные постройки, а посредине находился обнесенный сеткой теннисный корт. Он стоял у окна и своим единственным глазом смотрел во двор.

— Вы когда-нибудь играли в теннис? — начал я.

— Терпеть не могу этого бессмысленного балета.

— А я думал, что спортсмены в большей или меньшей степени знакомы со всеми видами спорта.

— Я не спортсмен. Я профессиональный боксер. А если говорить точнее, профессиональный боец.

Я положил руку на его плечо.

— Мне бы хотелось задать вам один вопрос. Не возражаете?

Он ничего не ответил и продолжал смотреть в окно.

— Вы встречались с профессором Боллером?

Рисдер кивнул.

— И с вами ничего странного не происходило?

Он повернулся. Его лицо было совсем не таким, как в первый раз, — жалкое и растерянное, оно никак не вязалось с его свирепой осанкой.

— Что же вы здесь делаете? Что это за штучки? — спросил он шепотом.

— Лично я ничего не делаю, мое положение ничем не лучше вашего.

Его лицо болезненно искривилось, а в единственном глазу заблестела крупная слеза.

— Вы знаете, я никогда не был прилежным учеником, — вдруг жалобно признался он.

— Почему вы мне об этом говорите?

— И, кроме того… Как вам объяснить… Раз уже тебе что-то дали, то не нужно отнимать обратно…

Я сделал вид, что понял его, и, взяв за руку, подвел к широкому дивану.

— Расскажите, как это было.