Человек-эхо

— В каком это смысле? — произносит она после паузы.

— Мы стали искать двойное «Л» и двойное «Т», имеющиеся в вашей фамилии, и двойное «Ф» в фамилии детектива-сержанта Гриффина. И все это нашлось. Это привело нас к опознанию других слов с этими же буквами, в первую очередь имеющих отношение к убийству и сексуальному насилию, и отсюда мы сумели разгадать весь шифр.

Барнет примолкает, явно ожидая бурных аплодисментов, которыми Кара вовсе не собирается его одаривать.

— Решение послать по электронной почте? — добавляет он, немного сникнув перед лицом молчания Кары.

— Просто зачитайте его.

Она слышит, как профессор набирает полную грудь воздуха.

— Гм, — нерешительно мнется он. — Здесь очень много нецензурных слов.

Кара криво усмехается.

— Как-нибудь переживу.

Барнет прокашливается.

— «Еб…л я тебя, Эллиотт! Еб…л я тебя, Гриффин! — зачитывает он. — Вы-то думали, что знаете меня. С этими своими профилями и отчетами. Но ни хера вы не знаете. Зато я знаю вас».

Барнет примолкает. Сглатывает. Продолжает:

— «Ты в точности как все остальные сучки, Эллиотт. Я одолею тебя. Я убью тебя. Я буду резать тебя до тех пор, пока Эндрю некуда будет вставить свой хер, когда ему захочется тебя отыметь. Еб…ть тебя, Эллиотт! Еб…ть тебя, Гриффин!»

Профессор умолкает.

— И это все? — спрашивает Кара.

— Гм, да. — Похоже, Барнет уже сильно сожалеет, что разгадал шифр. Она чувствует к нему жалость — он явно не из этого грешного мира. Бедняге не стоило открывать существование подобного зла.

— Спасибо, профессор, — говорит она. — Я ценю ваши усилия.

Кара отключается, а потом видит на экране телефона уведомление о поступившем имейле от Барнета. Та самая расшифровка. Еще раз перечитывает ее. Хмурится. Что-то тут не так со словоупотреблением, думает она, но тут же трясет головой. Да все кругом не так! Сейчас все так переплелось и запуталось, что непонятно, сможет ли она когда-нибудь опять отличить правильное от неправильного.

Нужно пообщаться с ним. Посмотреть Ною в глаза и послушать его признание. Но Кара испугана. Она не может предсказать, как отреагирует, когда окажется лицом к лицу с человеком, которого, как ей думалось, она знала. Расплачется? Разорется? Или, может, это окажется тем, что столкнет ее с края в бездну, из которой ей вовек не выбраться?

Кара опускает взгляд и видит два предмета, оставленных в подстаканниках между сиденьями, — пачку сигарет и надорванную трубочку с ментоловыми таблетками «Поло». Берет ее — и тут же чувствует себя так, будто кто-то пролез внутрь ее тела, вырвал из него самую сердцевину и размазал по земле. Кара прекрасно знает, что это за человек и что он сделал, но она любила его. И она скучает по нему. Скучает по своему другу, каким он был когда-то.

Ухватившись за руль обеими руками и уронив на них голову, она плачет. От облегчения, от усталости, от чистой малодушной тоски. Трубочка с ментоловыми таблетками выпадает у нее из руки и закатывается под сиденье.

Но все уже кончено.

Дело закрыто.

Пересмешник у них в руках.

День одиннадцатый Четверг

Эпилог

Дикин злобно смотрит через стол. Уставший, голодный. Замерзший. После того как проторчал в камере сам уже не помнит сколько. Просто дожидаясь, когда они будут готовы.

И теперь этот момент наступил. Позади уже много часов в допросной. Уже вроде все им рассказал. Лицо Кары перед ним серое. Ной не понимает, почему она здесь. Снять с него показания мог любой другой детектив из их конторы — выслушать, как он описывает совершенные им убийства. Методично, одно за другим. Вызнать подробности похищений, выстрелов, ударов ножом. Получить объяснения того, как он выбирал своих жертв, как убивал их, во всех ужасающих деталях. И все же она здесь.

У него нет адвоката. На хрена ему адвокат? Какой смысл? Он без проблем призна́ет себя виновным. Его посадят пожизненно, без шансов на условно-досрочное. И на этом все кончится.

Кара примолкает. Смотрит на страницы в папке перед собой, а потом — на детектив-констебля Шентона, сидящего рядом с ней.

— Ной, — мягко произносит она. Ее руки так крепко сжимают край стола, что побелели костяшки. — Мне трудно представить себе, через что ты прошел ребенком. Я знаю, что ты вырос в детском доме. Я слышу, что ты говоришь — насчет того, что ты сделал, — но все равно что-то не складывается.

Он удивленно смотрит на нее:

— Ты вообще, блин, о чем, Кара? Все это моих рук дело. Это я убил всех этих людей.

— То-то и оно. — Она выпрямляется на стуле. — Ты называешь меня «Кара». И всегда называл, даже при нашей первой встрече. Никаких там «детективов-инспекторов» и прочей фигни. И все же в шифрованном послании ты называешь меня «Эллиотт». Ты называешь моего мужа «Эндрю». Ты никогда в жизни не называл его полным именем!

— И что, к чертям собачьим… — начинает он, но Кара перебивает его: