Человек-эхо

Пауза. Кара предполагает, что мальчик кивает. Мужчина на записи чешет лоб, потом перелистывает свои записи.

— Робби, можешь поподробней рассказать про то, о чем мы с тобой говорили вчера? Про твоих папу с дядей?

Кара видит, как машинка слетает со стола.

— Ты говорил, что они играли с тобой во всякие игры? — Мужчина заметно сглатывает, его кадык ходит вверх-вниз. — Какого рода игры?

— Не знаю, как объяснить.

Мужчина показывает на кукол перед собой. Здесь солдат в полном боевом снаряжении и кукла Кен.

— А можешь показать?

Над столом протягиваются две маленькие ручки, берут фигурки. У Кары пересыхает во рту. Невидимый на записи мальчик начинает со стуком сталкивать кукол друг с другом, после чего кладет одну из них на стол, а второй хлопает по ней сверху.

— Твой отец бил тебя?

— Да.

— А дядя?

На сей раз тише:

— Да.

Мальчик подхватывает одну из кукол и второй рукой стягивает с пластмассового солдата штаны — мужчина на видео бледнеет. Куклу Кена, которая гораздо меньше размером, отворачивает от нее лицом. Кара не может отвести глаз от маленьких ручек на экране — детских ручек, которые заставляют обе фигурки делать совершенно недвусмысленные движения. Не может думать о том, что это изображает, просто не может.

— Насильственное совращение малолетних.

Голос, донесшийся у нее из-за спины, заставляет ее вздрогнуть. В двери ее кабинета стоит Шентон, глядя на экран. Она быстро выключает запись.

— А я и не знала, что ты еще здесь, Тоби.

— Это из двести четырнадцатой? — спрашивает он.

— Да. По-моему, тебе пора домой… — начинает Кара, но Шентон делает шаг вперед в кабинет. Бросает взгляд на темный экран, а потом раскачивается на каблуках, сложив руки на груди.

— Сексуальное насилие в детстве — обычная вещь для серийных преступников. К сожалению, несмотря на то, как это любят подавать в СМИ, убийцами в основном становятся, а не рождаются.

— Ты думаешь, это как раз такой случай?

— Похоже на то. Хотя стоит добавить, что далеко не все жертвы сексуального насилия в дальнейшем и сами подвергают насилию других людей. И, естественно, очень небольшой процент их становится серийными убийцами. Но это очень распространенный предрасполагающий фактор.

Пока Шентон говорит обо всем этом — о том, в чем определенно разбирается, — Кара видит, как он приобретает все большую уверенность в себе: плечи выпрямляются, глаза становятся ярче. Наверное, потом ему стоит подумать о специализации, думает она. О переходе от общей полицейской работы к криминальной психологии.

— Как продвигается профиль? — спрашивает она у него.

— Завтра должен быть готов. Можете отправить мне фото с места преступления «под Зодиака»? У меня вроде нет доступа.

— Отправлю прямо сейчас, — обещает Кара. Потом добавляет: — Ты в порядке?

Он быстро поднимает взгляд. Выглядит Тоби вроде бледнее обычного, в резком свете люминесцентных ламп его кожа кажется почти прозрачной. Слегка прищурившись, он смотрит на нее, а потом опять опускает взгляд на собственные ботинки.

— Все нормально.

— Когда все это закончится, все получат отгулы, — говорит Кара. Но эти слова кажутся неискренними даже для ее собственных ушей. — А также психологическую помощь, если кому понадобится, — заканчивает она.

Шентон опять пристально смотрит на нее, потом молча разворачивается. Кара смотрит, как он уходит к своему столу. Психологическая помощь? Даже если бы кто-то и вправду знал, что это такое, когда у них будет время пообщаться с мозгоправом? Когда оно найдется у нее самой?

Кара открывает свою электронную почту и начинает прицеплять к письму обещанные файлы. Поступает по тому же принципу, что и любой другой, занимающийся полицейской работой: затолкай все накопившееся дерьмо в какой-то дальний уголок мозга, отгородись от него высокой стеной — и останешься целым и невредимым.

«Отгородись стеной, — думает она, когда нажимает на „Отправить“, — и молись, чтобы в один прекрасный день весь этот кошмар не сумел прорваться через нее».

Глава 47

Боль окончательно берет верх над всем телом. Теперь это не только спина — болит каждая мышца, зудит кожа. Гриффин чувствует, как быстро колотится сердце. Ему нужно принять что-то, что угодно, — он знает, что дальше будет только хуже. И теперь ему требуется гораздо больше, чтобы ощутить нужный эффект.

Возвращаясь домой из отдела полиции, Гриффин решил было сделать крюк. Он в курсе, где ошиваются наркоторговцы. Знает, что если ему позарез понадобится что-то — что угодно, чтобы снять боль, — то за определенную сумму наличными сумеет это раздобыть. Но при этом он и видел результаты подобных попыток обрести покой. Знает, где оказываются люди, давшие слабину, и не хочет там оказаться. Пока что.

И вот он наконец приходит к себе домой, а там этот! Хренов доктор Шарма со своими прилизанными волосиками и гладкой карамельной кожей! Гриффин помнит его еще с того раза в больнице — и вот он вам, выглядит даже еще лучше. Господи — вышиб бы его на хрен за дверь под зад коленкой, если б так мерзко себя не чувствовал, если б был в чуть лучшей форме!