На следующее утро она является на работу — благодаря его стараниям она ее получила. Она здесь не в качестве жены (такой категории нет); ей поручено осуществлять важную техническую поддержку. Из армейского имущества ей выделены стол и стул, подписанные снизу красными иероглифами, означающими «библиотекарь». Коллекция книг великолепна. Большинство учебников написаны на русском и изданы в 1950-х. В геологической секции она находит зачитанную «Классификацию и идентификацию метаморфических горных пород» знаменитого Давидовича — того самого, учителя ее мужа. Здесь есть научные журналы, схемы и техническая документация с пометками на кириллице, папка с секретными фотографиями советских военных баз. Она с изумлением обнаруживает целую полку с классической литературой — стихи династии Тан, где автор-мужчина говорит от лица женщины, эротические новеллы Ли Юйя, жуткие фантастические истории Пу Сунлина, созданные на закате династии Мин, причем все это в открытом доступе! Есть и иностранные сочинения на разных языках: английском, французском, немецком… да-да, и на ее любимом русском — здесь и Пушкин (когда-то она была Татьяной, тоскующей по Евгению), и Гоголь, и Достоевский… Как все эти книги сюда попали? И почему они до сих пор не запрещены? Если бы кого-то застали за их чтением в любом другом месте на территории Китая, он был бы немедленно осужден. Так она понимает, что фабрика № 221 не похожа на всю остальную страну. Обнесенная колючей проволокой и охраняемая танками Т-59, эта территория представляет собой самую надежную тюрьму, и в то же время, как ни парадоксально, здесь больше всего свободы. Культурная революция сюда не добралась. Ученым даны исключительные привилегии, поскольку они очень ценны — ценнее бамбуковых медведей. Их держат на особой диете, дабы извлечь максимальную пользу из их редких мозгов.
Мужчины находят предлог, чтобы заглянуть к ней и поболтать. Так вы библиотекарь, говорят они, вас-то нам и не хватало. Кроме нее, здесь есть горстка других женщин, полноправных ученых. Наведываясь в библиотеку, они стараются держаться от нее подальше и очень скупы на слова. В здешней библиотеке не так тихо, как было в институтской или университетской; мужчины улыбаются ей и пускаются в воспоминания о героической поре основания базы, когда ученые жили в армейских палатках и питались одной бараниной да ячменными лепешками.
Цзинь, специалист по гидродинамике, вспоминает о пятидесятых годах: стоило Мао и Сталину пожать друг другу руки, как выросший в Пекине отель «Дружба» наполнился советскими консультантами. Цзинь тогда дружил с Ванюшиным, которого в шутку прозвал Ван Юшином; они вместе совершали долгие прогулки, беседуя о поэзии. Потом Мао и Сталин поссорились, и всех консультантов как водой смыло. Цзинь маленького роста, с плохими зубами; он показывает ей фотографию, где они с Ванюшиным, высоким блондином, стоят бок о бок в Храме Неба.
Вечером в столовой устраивают концерт. Физик играет Шопена под портретом Мао. Далее наступает черед струнного квартета: скрипки в руках у математиков, альт — инженер-электрик, а виолончелист с огромной копной седых волос в 1930-х учился в Гарварде и привез в Китай ядерную химию. Затем подают напитки — не алкогольные, конечно, поскольку они на базе запрещены, а кислый сливовый сок из порошка, разведенного водой.
Первое испытание ядерной бомбы названо «
Она привлекает всеобщее внимание. Должно быть, когда-нибудь она станет такой же неприметной, как Цилинь.
Но почему ее муж не слишком ею увлечен? Вернее, увлечен, но не показывает этого. Той ночью, в спальне, он чистит зубы и торопится уложить ее в постель. Скоро он засыпает — навзничь, вытянув руки по швам. На носу и подбородке у него красные мазки, оставленные помадой с ее губ. Он не храпит. Его веки не вздрагивают. Он не изгоняет ее со своей постели, но ей никак не удается естественным образом пристроиться с ним рядом. Не очень женатый человек.
Так все и идет, неделя за неделей. Вроде бы ничего странного. Вскользь ее муж замечает, что здоровье его не идеально, однако выглядит он вполне крепким. У большинства ученых легкий избыток веса — еда здесь довольно невкусная, но обильная, — но он остается худощавым, сколько бы в себя ни набивал.
Конечно, у него есть секреты. О некоторых вещах ему нельзя говорить даже в постели, шепотом.