Человек-Горошина и Простак

И Турропуто, который все еще разыгрывал чужестранца, громко ахая, как бы от восторга перед древней красотой города, конечно, тоже увидел все, что ему было нужно.

Что поделаешь, бывает, что мудрый, мудрейший человек, даже Магистр, попадается впросак, когда сталкивается с последним негодяем. "Высокое боится низкого, и мудрость боится подлости, как слон боится мышей", — часто напоминал дорогой Учитель.

Магистр взбежал по лестнице, вившейся вокруг башни ратуши, на вершину ее, и смело прыгнул на звезду, висевшую как раз перед циферблатом часов. Устроившись на звезде, как на стремянке, он достал ключ и стал заводить часы.

При этом он бормотал под нос, но достаточно громко, чтобы могли расслышать и я, и Колдун.

— Двадцать поворотов слева направо, как идут часы, как течет время от ночи к утру. Но если повернуть ключ десять раз справа налево, как уходит жизнь в смерть, день в ночь о, тогда…

Он не договорил.

Донн-донн-донн —
Это песня о том, что,
Если любишь, сбудется!
А черное горе забудется… —

вызванивали часы простенькую, но такую милую песенку.

"Не у меня сбудется, так у другого, у Сильвера, Каменного Юноши, который восемьсот лет ждет свою суженую", — подумал я и твердо решил помочь Сильверу, если только смогу, даже если мне будут угрожать страшные опасности; хорошо бы не очень страшные, а то вдруг не хватит решимости…

Магистр бежал обратно от ратуши к той высокой башне. На ходу он небрежно бросил мне:

— Будь здоров, мальчик!

В то же мгновение черные тучи заволокли луну и звезды. Воцарилась тьма. В этой тьме я разглядел, как красные светящиеся штиблеты Магистра скользнули от земли к вершине башни.

В окошке башни зажегся свет.

Когда луна снова выглянула, Турропуто, не скрываясь больше, принялся отплясывать вокруг меня дикий танец, размахивая плащом, от чего снова поднялись северные ветры и городские флюгера — все, кроме одного, — завыли, заскрипели, запели на тысячи ладов.

— Опять с носом! С носом!! С носом!!! — приплясывая, выкрикивал Турропуто. — Дурак Ганзелиус совсем спятил, если взял в помощники придурковатого мальчишку. Сыночек Сильвер останется каменным, потому что так решил я, величайший и самый злой из всех самых величайших и самых злых колдунов!

Турропуто ухватился за плющ, обвивающий башню, и стал быстро карабкаться по отвесной стене. Я зажмурил глаза и, хотя голова отчаянно кружилась и сердце замирало, тоже полез вверх по стене. Плющ оборвался, и я грохнулся, как куль, пребольно ударившись о каменную мостовую.

— Сосчитай, сколько ты переломал ребер, рук и ног, дуралей, — крикнул Колдун. — Пока не поздно, возвращайся к старикашке Ганзелиусу.

Турропуто стал плоским, как игральная карта, и скользнул в щель окна.

"Конечно, нелегко быть учеником сказочника. Но я никогда, никогда не оставлю тебя, дорогой Учитель, пусть жить мне суждено недолго и нет от меня никакой пользы", — думал я, с трудом поднимаясь с земли.

Я обошел вокруг башни, надеясь найти вход, но дверей не было.

"Что делать? — тревожно спросил я сам себя. — Ведь если Турропуто в башне, то и мне непременно надо быть там: Учитель велел ни на секунду не спускать глаз с Колдуна".

Вдруг вспомнилось, как мы с Магистром шли по переулку. Вспомнилась Аптека, где продается мизерин, уменьшающий рост в пятьсот пятьдесят раз, и Бюро проката скаковых мух. Еще я подумал, слушая Магистра: "Ну на что может понадобиться скаковая муха".

— Мы встретимся с тобой, подлый Турропуто! Берегись! — прошептал я, хотя понимал, что беречься нужно мне, а не колдуну.

Донн-донн-донн, —

вызванивали часы.

Если мечтаешь, сбудется,
Если не трусишь, сбудется,
А черное горе забудется!
Донн-донн-донн.

Я знакомлюсь с Ахумдус Ахум

Мне здорово повезло, я не заблудился в узких переулках Старого города, а, поглядывая на флюгер, прямиком вышел к Аптеке. Старичок провизор, добрейший человек, сразу протянул таблетку мизерина:

— Обычно мы отпускаем, кхе-кхе, это средство только согласно рецепту, но по лицу видно, что ты, мальчик, кхе-кхе, простая душа и не додумаешься до того, чтобы употребить его во зло.

Вот когда пригодился матушкин медный грошик. Тут же на прилавке он превратился в золотую монету, и провизор в придачу к мизерину дал еще пять серебряных монет сдачи.

Я был на пороге, когда он окликнул меня.

— А не запасешься ли ты, молодой человек, кхе-кхе, антимизерином? Ведь может и наскучить все время быть в пятьсот пятьдесят раз меньше обычных людей.

Что бы случилось со мной, если бы не провизор! Конечно, Учитель — Человек-Горошина. Но сколько у него мудрости! А каково быть с горошину, если ты и знаешь немногим больше, чем горошина в зеленом стручке.