С другой стороны, в мире возникла мода на крупный жемчуг. Поэтому появились плантации в Индонезии, Австралии, на тихоокеанских островах. Там используют большие перламутровые раковины, в которых могут вызревать жемчужины диаметром 12–15 миллиметров. Особенно модным стал «черный» (фактически серебристо-серый) жемчуг такого размера с острова Таити. Тем не менее Страна восходящего солнца остается если не монопольной, то все-таки ведущей жемчуговодческой державой.
Когда я впервые увидел горы и воды полуострова Сима, я подумал о жемчужинах как о перлах природной красоты. Мне казалось, что раковины вбирают в себя здесь неповторимую прелесть моря и суши, бесчисленных зеленых островов, тихих лагун, лазурных небес.
Но чем ближе знакомишься с участием людских рук в рождении жемчужины, тем яснее видишь в ней воплощение красоты и творческой силы человеческого труда. Есть выражение: «перлы премудрости». Взращенный жемчуг можно в самом прямом и высоком смысле этих слов назвать «перлом труда».
ЦВЕТЫ СЛИВЫ
Зеркало отношений человека и природы
В искусстве Китая и Японии существует четкая система образов. Каждому времени года и каждому периоду человеческой жизни соответствует один из четырех цветков.
Весенний пион — это символ любви и супружества. Поэтому он часто красуется на подарках для молодоженов. Лотос считается олицетворением душевной чистоты. Этот летний цветок воплощает слова Будды о том, что, даже живя среди болотной грязи, можно оставаться незапятнанно чистым. Подернутая инеем осенняя хризантема воплощает бодрость и душевный покой в пожилые годы. Наконец, слива, которая расцветает зимой, когда еще не стаял снег, символизирует жизнерадостность среди невзгод, молодость души на закате жизни. Именно этот образ мне сейчас ближе всех остальных, отчего и стал названием данной книги.
Кулинария, а в более широком смысле традиции застолья и связанных с ним развлечений, — это зеркало души народа, отражение его образа жизни, специфики его национального менталитета.
Между издавна прославленной своей изощренностью и изобретательностью китайской кухней, с одной стороны, и поражающей своей утонченной простотой и естественностью японской кухней, с другой, существует разительный контраст.
Он воплощает полярное различие жизненной философии двух соседних народов, которое коренится в их отношении к природе и к искусству. В китайской культуре мастер выступает как властелин, считающий материал своим рабом. В японской же культуре мастер видит свою задачу в том, чтобы помочь материалу раскрыть особенности, заложенные в нем природой. Если китайцы демонстрируют свою искусность, то изделия японцев подкупают естественностью.
Этот контраст между китайцами и японцами напоминает водораздел между французами и англичанами. В отличие от своих континентальных соседей оба островных народа в своем мироощущении ставят природу выше искусства. Вместо геометрически правильных аллей и клумб, присущих китайским и французским дворцовым ансамблям, японские и английские садовники предпочитают пейзажные, а не регулярные парки.
Расчерченная по линейке планировка Пекина и Парижа противостоит хаотичности Токио и Лондона. На взгляд японцев и англичан, город должен расти как лес. И градостроитель, подобно садовнику, вправе лишь подправлять, облагораживать то, что сложилось само собой, а не вторгаться в живую ткань города своими замыслами.
Этот разительный контраст, пожалуй, наиболее заметен именно в кулинарии. Если китайская кухня — это поистине алхимия, это магическое умение творить неведомое из невиданного, то кулинария японская — мастерство иного плана, это искусство создавать натюрморты на тарелке.
Китайская кухня еще в большей степени, нежели французская, утверждает власть мастера над материалом. Для хорошего повара, гласит пословица, годится все, кроме луны и ее отражения в воде. (Есть более современный вариант этой старинной метафоры: в Китае едят все, что бегает, — кроме автомашины. Все, что ползает, — кроме трактора. Все, что летает, — кроме самолета. Все, что плавает, — кроме подводной лодки).
Китайский повар гордится умением приготовить рыбу так, что ее не отличишь от курицы, а соевые бобы так, чтобы они имели вкус мяса. Он может подать гостям множество блюд, оставляя их в неведении, из чего именно приготовлено каждое из них.
В Древнем Китае не существовало четких рубежей между религией, философией и наукой. Подобным же образом отсутствует граница между прославленной китайской кулинарией и не менее известной китайской медициной. Все наиболее экзотические блюда, вроде супа из ласточкиных гнезд, акульих плавников, маринованных личинок пчел, оказывают омолаживающий, тонизирующий эффект, улучшают зрение или слух, повышают мужскую потенцию.