Читаем Человек и история. Книга четвертая. Москва коммунальная предолимпийская полностью

Как-то раз главный инженер проекта Лившиц долго о чём-то беседовал с Брандорфом, после чего тот попросил меня подойти к их столу, то есть присоединиться к их обсуждению. Для проектного задания, которое получил Лившиц, сколько ни бились, ни искали, так и не нашли типового проекта. Однако Лившиц через свои связи выяснил, что в каком-то киевском НИИ подобный проект уже существует. Если этот вопрос пустить на самотёк, надеясь на почту и официальные запросы, дело затянется неизвестно на какой срок и неизвестно, будет ли от этого прок. Поэтому тут же нашли решение: послать за этим типовым проектом меня, снабдив всевозможными гарантиями оплаты, – короче, как в присказке: чемодан – вокзал – Киев.

Первый день я не мог от этих «киян» (работников НИИ) добиться ничего вразумительного. Они долго и молча слушали монологи гостя и, ничего мне не ответив, продолжали заниматься своими делами. Правда, попадались и более вежливые служащие. Когда им надоедали мои вопросы, то они отвечали: «так-то ж не ко мне» или: «а бис его знает». Я походил по довольно просторным помещениям этого умственного напряжённого созидания, но особого трудового энтузиазма не заметил. Правда, моё внимание привлёк один труженик, только не своим видом, а тем, как он работал. На кульмане был прикреплён не ватман, а калька, причём калька для работы на ней тушью. По такой кальке копировщики работают рейсфедерами на чертёжных досках. А этот малый чертил предметом, более похожим на авторучку, и на кульмане!

– Это что у Вас? Чем Вы чертите? – залюбовавшись чертёжным инструментом, полюбопытствовал я.

– А… – промычал тот, – это рапидограф.

– А я смотрю, им очень удобно работать, – похвалил я.

– Ещё бы! Очень много экономит времени, им только приспособиться надо. Не у каждого может и получиться. А так сделал чертёж – и сразу в бюро оформления! Не нужно тупить карандаши о ватман, а самое главное – минуешь копировальный отдел, куда всегда очередь, а потом замучаешься ошибки копировальщиков исправлять!

– А где можно купить эти рапидографы?

– А нигде, – ответил мой собеседник. – Делает их тут небольшая мастерская, почти полностью закрытая. Распространяет только по своим знакомым – как говорится, по блату, чтоб не инкриминировали им частное предпринимательство.

Я заметил на его столе небольшой пенал, где находились ещё два рапидографа; третьим он работал.

– А зачем Вам сразу три рапидографа?

– А затем, что каждый из них имеет разную толщину, что необходимо для черчения линий разной толщины, – и он посмотрел на меня, как старослужащий на новобранца.

Но вдруг его цепкий взгляд остановился на мне, точнее – на лацкане моего пиджака, где переливался всеми цветами радуги значок, недавно подаренный мне со словами: «значок очень редкий, так как выпущен всего в нескольких экземплярах».

Я едва среагировал на резко протянутую руку моего собеседника, с которым мы тут же познакомились. Звали его Гриша. Он как-то лихорадочно забормотал: отдай, продай, поменяй – всё, что хочешь. Гриша оказался фанатичным коллекционером значков. Я носить значки не любил, не говоря уже об их коллекционировании. Видя такую неистовость Гриши, я решил этим воспользоваться.

– А ты достань мне рапидографы – конечно, не бесплатно.

– А ты хочешь – забирай, вот эти мои, – сказал Гриша.

– Зачем же? Мне рапидографы новые нужны.

Тогда Гриша, чтобы не упустить случай и не искушать судьбу, предложил мне своё место и сказал: «Жди, никуда не отходи, я сейчас». Только я его и видел. Как он внезапно исчез, так же внезапно и появился.

Одной рукой он протянул мне запечатанный пенал, а другой потянулся за значком. Я снял его и протянул Грише. Обмен состоялся.

– Сколько с меня? – спросил я.

– Обижаешь! Это же «ченч».

– Не хочешь брать деньги – отдавай значок.

Гриша назвал сумму, и я расплатился.

Гриша открыл свою тумбочку и достал оттуда флакон с тушью.

– Эта тушь импортная; только ей и пользуйся, иначе забьёшь рапидографы.

По его предложению мы тут же прошли в небольшой бар.

– Вещь необмытая – скоро портится, – произнёс Гриша первый тост.

Он несколько раз доставал значок, любовался им, и в его глазах отражалась излучаемая значком радуга. Когда Гриша узнал цель моего приезда, он не раздумывая сказал: «Ничего, всё устроим».

На другой день я получил желаемый типовой проект, и вечерний скорый поезд покачивал меня в мягком вагоне после успешно окончившейся командировки.

– Сам привёз – сам пусть и работает над ним, – поощрительно радовались Брандорф и Лившиц. Обсудили, откуда ветер дует.

– Да это Косыгин модернизацию производств затеял, так что это первая ласточка, – Лившиц кивнул на проект, который я привёз. – Тут старые типовые проекты малопригодны будут – придётся самим много проектировать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Человек и история

Послевоенное детство на Смоленщине
Послевоенное детство на Смоленщине

Первая книга автобиографического цикла «Человек и история», где автор рассматривает собственную жизнь в контексте истории нашей страны, которая складывается из отдельных человеческих судеб, историй семей и народов, сливающихся словно ручейки в мощный поток многоводной реки.Рождённый накануне Великой Отечественной войны в деревне Тыкали на Смоленщине, автор начал жизнь в самом пекле войны, на оккупированной территории.Много воды утекло с тех пор, но воспоминания не исчезают в прошлом, не утрачивают яркости. Пронзительные и трепетные, они дарят тепло и ощущение того, что любой возврат назад, в прошлое, это уже возвращение домой. А дома не может быть плохо, даже если идёт война.Трагизм времени сглажен детским взглядом, в повести видна некоторая отстранённость от самих военных действий, точных имён и событий. Но при этом все предельно понятно. Это обстоятельство придаёт истории достоверность, ведь наш герой слишком мал, чтобы давать серьёзные оценки миру вокруг. Мальчик просто не понимает, как можно жить по-другому, ведь он родился всего за два месяца до войны.Вместе с ровесниками он весело играет в окопах, собирает не только грибы, ягоды, но и гранаты-лимонки, ловко вытаскивая чеки и взрывая их, щекоча себе нервы. Здесь же дети войны осваивают азы арифметики, учась считать патроны в рожках, дисках и обоймах. Тут же постигали и грамоту. Надписи на бортах машин, вещах, опознавательные знаки, листовки – самые первые буквари для детей в те годы.Военное детство воспитало особые качества в людях той поры. Герой книги не стал исключением. Техническая смекалка, расторопность, обострённый инстинкт самосохранения привели его к первым шагам по дороге познания и творчества.В книге удалось сохранить самобытность послевоенной деревенской жизни, яркие образы односельчан, любопытные детали быта тех времён.

Владимир Тимофеевич Фомичев

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза