Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине

Власти отпускали деньги кинематографу, и тот угодливо стряпал рекламные фильмы, которые, по их замыслу, должны были воспитывать патриотические чувства в подрастающем поколении. Но реальность, со своими запретами, а подчас и репрессиями, вдобавок серый неприглядный быт, воспитывали негативные чувства по отношению к той же власти и даже к стране. Инстинкт самосохранения заставлял эти чувства скрывать и выкрикивать лозунги, угодные власти. Это породило в подрастающем поколении цинизм, лицемерие и страх. Тотальный режим был настолько самоуверен, что до поры не замечал перемен в настроениях. У власти кружилась голова от восторга: как эти сельские ребята рвутся в армию защищать страну, а стало быть, и их режим. На самом же деле было вот что. Гражданам, достигшим шестнадцати лет, полагалось по закону страны, выдавать паспорта. Так вот, в сельских районах, колхозах, молодым людям паспорта выдавать было запрещено. В разные времена, в разных государствах были разные классы, слои населения, были рабы, были граждане, были патриции, но вот эта власть, даже не нашла термина, как «обозвать» эту обезличенную, бесправную часть своего населения, которая была по статусу подлее подлого сословия и, как впоследствии скажут, ниже плинтуса. Поэтому молодые люди, призванные в армию, поступившие в училища, в основном горнопромышленные или другие, связанные с тяжёлыми условиями труда – в свои любимые пасторали, колхозы уже не возвращались. Приезжали они домой только на побывку, в отпуск, на каникулы – на зависть родственникам и землякам, оставшимся в колхозном ярме. Иногда, навещали эти колхозные просторы ловкие вербовщики, уговаривая молодых здоровых девчат ехать в Грузию на уборку чая. Те ездили убирать чай, возвращались домой, и оставались такими же бесправными, как и до поездки. Паспортов – этого бесценного документа, им получить так и не удавалось. Зато они восторженно, с огромной долей зависти, рассказывали, как там живут, какое там счастливое сегодня. Что, самое интересное, это перекликалось с тем, что рассказывали бывшие фронтовики, посетившие Европу во время войны. Правда, им самим начинало казаться, что это было или в бреду, или во сне, то, что видели они красивые дома, ровные дороги и жителей, немного испуганных войной, но исполненных чувства собственного достоинства. И всё это в очередной раз, заставляло колхозников, сравнивать услышанное со своим существованием.

Глава десятая. Что было дальше

Было лето, скорее, его конец. Я сидел возле хаты и осторожно выковыривал из бронебойной пули пробойник и селитру, которую если положить на кусочек рельса и ударить молотком, то получается безвредный взрыв, если не подставлять глаза. В это время, по дороге проходила стайка деревенских девочек и среди них была старушка, мало отличавшаяся от них своей комплекцией. Возле хаты эта группа остановилась: вот его запишите в школу, Зоя Александровна! – затараторили девочки, показывая на меня, – Он уже читать умеет!

Все подошли ко мне. Старушка оказалась учительницей Козловской школы. На вопрос: сколько мне лет? Я ответил: скоро семь, хотя мне было ещё только немного за шесть. Мне очень хотелось скорее стать взрослым, так как детство меня явно тяготило. Меня записали в школу. Мать возражать не стала, а вот моих сверстников в школу не пустили: маленькие ещё!

Первого сентября я бежал за сестрой, как Иванушка за Алёнушкой, в школу. Сестра вела себя очень гордо, ещё бы: она впервые почувствовала себя значительнее в школьных делах. Меня это не обижало, тем более что мать сшила мне, по случаю, новую рубашку и новые штаны, а бежать босиком было легко и весело.

В школе, в первом классе, я оказался самым молодым, так как остальные были на год-два, а то и более, старше меня. Были в классе и «второгодники» явно тяготившиеся нашим обществом и самой школой. Они не скрывали, что школа им просто мешает жить. Первоклассников в школе долго не задержали, объяснили правила поведения, когда вставать, когда садиться, как обращаться к учительнице. Потом выдали каждому по карандашу и по тетради с обложкой бежевого цвета. Я даже немного задохнулся от счастья: получить такой подарок! Школа для меня стала ещё более значительной и притягательной.