Читаем Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине полностью

Сапожники сразу же повели себя по-другому. Была зима и в хате стояла временная небольшая печка. Вот её и приватизировали новые постояльцы, так что доступ к ней был для нас детей закрыт. Им подвезли дрова, для топки печки и для сапожных нужд. Они отпиливали деревянные колёсики, сушили их на печке, кололи и получали деревянные гвозди. Шилом прокалывали подошву и вбивали туда этот деревянный гвоздь. Смачивали и сухой деревянный гвоздь, разбухая, не давал подошве какое-то время отвалиться. Правда, наряду с деревянными гвоздями, был и некоторый процент медных гвоздей, изготавливаемых из медной проволоки этими же умельцами.

Помимо изготовления гвоздей, сапожники использовали печку и для приготовления себе еды. Печка зимой для детей самый необходимый ареал обитания, которого нас лишили, загнав нас на печь большую, русскую. Мало того, эти остроумцы стали придумывать себе развлечения. Мать нам строго запрещала подходить к людям, когда они едят и особенно, просить чего-нибудь и это «вето» мы не нарушали. Сапожники же садились есть, демонстративно нарезали хлеб, намазывали его толстым слоем масла или американской тушёнкой. Затем начинали своё пиршество, преувеличенно чавкая, сопя и даже похрюкивая от сладострастия. Покончив с трапезой, они изощрялись новой проказой, на этот раз с доброй порцией садизма.

Они приманивали нашу кошку, засовывали её в голенище сапога и начинали закручивать край голенища. Вскоре воздух там кончался и кошка начинала задыхаться. Когда этот шутник отпускал завёрнутый край, кошка с диким рёвом, пробкой вылетала из голенища и долго безумно металась, вызывая истошный восторг у её мучителей. Все эти шуточки сапожников происходили, когда матери не было дома, а мы не привыкли жаловаться, так что ей не пришлось лишний раз расстраиваться.

Разрешилось это всё неожиданно и быстро. Было утро, когда мать ещё была дома. Один из сапожников, по фамилии Дзюба, потрясая своим вещмешком, подступил к матери: это ты украла наши продукты, твою мать! Этих своих ублюдков немецких кормить? Мать от неожиданности обомлела и не знала, о чём идёт речь. Она даже подумала, что может мы что натворили. Как раз в это время в хату вошёл начальник этого подразделения, делавший обход:

– Что за шум? – осведомился он.

– Вот она украла наши продукты. Я вчера только паёк на нас троих получил.

– Вы действительно взяли их продукты? – обратился начальник к матери.

– Я чужое никогда не беру, – с достоинством ответила мать, уже пришедшая в себя. Тогда он подошёл к куче вещей:

– Это ваши вещи? – и, не дожидаясь ответа, стал перебирать вещмешки:

– А это что? Чьё это? – начальник быстро развязал шнур вещмешка и высыпал на стол содержимое:

– Я ещё раз спрашиваю Вас, что это такое?

– Я наверно, по ошибке, взял не свой мешок, – забормотал Дзюба.

– Собирайся! – рявкнул на него начальник. Все растеряно молчали.

– Встать! Смирно! Быстро собрались и вон отсюда! Поживёте в палатке, вам не место среди людей. А Вы уж простите великодушно, хозяйка. Я боевой офицер, тут после ранения…, а продукты эти, Вы заберите – это Вам хоть какая компенсация за нанесённую обиду. Это не от них, это от армии, за беспокойство, – добавил он, предупреждая возражение матери.

И всё-таки война не обошла своей разрушительной силой нашу хату. Вернувшись после очередной и, кажется последней эвакуации, мы увидели, какой тут гость побывал и заодно порадовались, что нас в это время не было дома. Откуда прилетал этот посланник смерти: с самолёта, миномёта – неизвестно, но он был мал по своей разрушительной силе и только смог проткнуть соломенную крышу, потолок из тонких досок и взорвался в «красном углу», осыпав осколками всё, что попалось ему на пути в хате! Поэтому, когда мать это увидела, она только перекрестилась на оставшуюся висеть в целости икону Николая Угодника: Свят, Свят…

Глава пятая. Не тот уже немец

Уже не стала слышна канонада, которая несколько лет гремела с разной громкостью, то с запада, то с востока. А вот воздушные бои ещё случались над деревней. Вся деревня переживала, как наши маленькие, но очень юркие самолётики, вертелись вокруг больших крестоносных самолётов. Все болели за наших, так как побитых немцев уже никто не боялся и не уважал. В доказательство нашего превосходства, один большой немец задымил, завыл и потянул к земле, к лесу, к болоту. Из него тут же вывалилось несколько точек, превратившихся в парашютистов. Теперь жители деревни из зрителей превратились в дружный отряд по борьбе с немецкой авиацией, но уже в полевых условиях, куда и приземлилась эта авиация. Самолёт, правда, шлёпнулся в болото, а вот немецкие лётчики здесь, на поле, прямо возле деревни. Они подняли руки, гаркнули ординарный пароль: Гитлер капут! И протянули, желающим принять, своё оружие.

– Нет, не тот уже немец! – солидно рассуждали старики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза