Человек и история. Книга вторая. «Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале

Угольный пласт был горизонтальный, средней мощности. Уголь каменный, малой зольности, не коксующийся. Работать я стал в бригаде навалоотбойщиков. Отбойщиком был комбайн, модель которого я хорошо изучил под руководством Эдика. Навальщики двигались за комбайном и грузили уголь на транспортёр. Тут, как шутили, ума не надо: бери больше, кидай дальше, то есть на транспортёр. Но я скоро убедился, что эта пословица здесь не вполне подходит. Мощность пласта доходила до полутора метров, не более, стало быть разогнуться в полный рост не представлялось возможным, если только ты не карлик. Поэтому навальщики работали, стоя на коленях.

Кто не пробовал, стоя на коленях, огромной лопатой поддевать тяжёлый уголь и бросать на транспортёр, лучше пускай и не пробует. Я в этом убедился сразу же после первой своей смены. По физической силе, натренированности моих мышц, я вряд ли мог уступать своим сотрудникам, но у них уже образовалась ловкость, выносливость и, что немаловажно, терпение. При становлении этих качеств у многих образовывался на коленях бурсит, этакая жидко-мозолистая подушечка. Сильных болезненных ощущений она почти не вызывала, немного уродовала вид ног, что иногда приходилось прибегать к хирургическим, можно сказать косметическим, вмешательствам.

Новичку от невыносимой боли в коленях так и хотелось продолжить работу, поменяв колени на мягкое место. Но в такой позе продуктивно работать было невозможно и просто позорно. Я стал присматриваться, к каким ухищрениям прибегали опытные работяги, как они себя иногда называли. Кто-то пришивал к коленям брезентовых штанов робы прорезиненные куски от ленты транспортёра. Я, после нескольких мучительных смен, тоже изощрился, на что пустил свою старую футболку, сделав из её рукавов наколенники. А из самой футболки изготовил толстые прокладки. Переодеваясь в спецовку, я сначала натягивал на колени это своё изобретение.

Если бы мощность пласта была чуть повыше, не мешала кровля, я бы попрыгал от радости, когда, встав на колени, я не ощутил боли. Я стал так шустро и мощно наваливать уголь, что кое-кто из бригады покосился в мою сторону: что это со студентом? Как раз в это время, согнувшись, по лаве проходил начальник участка. Увидев меня, он крикнул: зайдёшь в кассу, я там тебе аванс выписал. Бригада завистливо прореагировала. Дело в том, что аванс у них был давно, а до получки, как у них называли – додача, было ещё дней немеряно.

– Слушай, студент, а ты в промсоюзе не состоишь?

– Это в смысле в профсоюзе? Конечно, состою, – ответил я.

– Э-э, нет, парень, это совершенно другой союз.

– И что из этого следует? – насторожился я.

– А следует то, что ты должен вступить в промсоюз.

– А как это сделать? Писать заявление или что кому?

– Да, вот именно что? Ты ж сегодня богатенький будешь, вот и организуй нам поляночку.

– Да, да, – поддержали все.

– Сейчас солнышко снежок согнало, травушка подсохла, радуйся. Смена уже подходила к концу, лаву уже зачищали.

– Иди-ка ты, студент, в кассу, а то пока то да сё и останешься ты сегодня без денег.

– Хорошо, – сказал я и пошёл не по стволу, а вылез по ходку прямо на поверхность.

Светило майское солнышко, я стоял возле комбината, ожидая свою бригаду, с новенькими банкнотами в кармане. Новыми во всех отношениях, так как эти деньги были послереформенные, только что отпечатанные, и имели значительно меньший формат, по сравнению со старыми «портянками», как их называли. Номиналы их были на целый порядок, или, как говорят, на целый ноль меньше, и только монеты до пяти копеек сохранились и подорожали в десять раз. Правда, никто от этого сильно не разбогател, но забавляла эта игра. Так что в этот день я вступил в промсоюз, угостил ребят своей бригады и те остались очень довольные.

Правда, когда они получили додачу, собрали деньги и старались мне их сунуть – мы же твои… тогда… Я сделал обиженный вид, обругал их, как и полагается, на их же языке, чтоб отстали.

Пошла вторая неделя моей практики, и как-то перед сменой, зайдя в «нарядную», я увидел, как машинист комбайна Капитонов о чём-то оживлённо, даже сердито разговаривал с начальником участка. По пути в лаву мне объяснили, что Капитонов просится в отпуск, с семьёй хочет съездить, погреться на солнце, но так как он один машинист на всю лаву, то начальник ему резонно отвечает: а я что, должен лаву закрыть? Людей без зарплаты оставить?

– А что, действительно, – сказал я, – почему они не найдут ещё машиниста на смену Капитонову?

– В том-то и дело, что в лаву люди идут, а на комбайн желающих нет. Учебный пункт никак не может никого уговорить учиться на машиниста комбайна. Сложное это дело. Это не то что бери больше, кидай дальше. Тут ума не надо.