Человек и ноосфера

Животное должно знать, где и как находить пищу, что опасно, а на что можно и не обращать внимания. Конечно, многое приобретается и собственным опытом. Но этого опыта недостаточно. Жизнь, увы, скоротечна, а внешние обстоятельства столь сложны и изменчивы! Бот и возникает потребность в системе воспитания, и появляется эта удивительная форма памяти.

Мы хорошо видим, как работает этот механизм, но практически ничего не можем сказать о том, как он возник. Важно, что появился новый язык, с помощью которого передается информация, не регистрируемая генетической памятью.

Заметим, что с любой формой памяти в живом мире всегда связан определенный язык, с помощью которого информация записывается, запоминается и передается. В рассматриваемом случае языком являются прежде всего стереотипы поведения. Но как возник этот язык, почему его понимают только что родившиеся животные, какова его связь с генетической памятью — хороших ответов на эти вопросы пока еще нет.

Конечно, целый ряд особенностей механизма памяти, основанного на обучении, мы сегодня понимаем уже достаточно отчетливо. Например, мы видим связь между системой воспитания по принципу «делай, как я!» с той системой памяти, которой обладает нервная система любого уровня. Каждое животное способно запомнить определенный объем информации — полностью беспамятливых животных не существует. Именно поэтому, помимо безусловных рефлексов, у животных возникают и рефлексы условные. Благодаря этому свойству нервной системы у животных появляется собственный опыт, но он не наследуется генетически, а передается лишь с помощью обучения.

Связь механизма обучения с той физиологической системой памяти, которая ответственна за формирование условных рефлексов, определяет возможность изменения стандартов поведения и, следовательно, развитие, эволюцию системы обучения, ее адаптацию к изменяющимся условиям обитания. Однако это важное обстоятельство никак не проясняет нам начального этапа в истории «системы обучения» — сам факт ее становления, прежде всего системы, действующей по принципу «делай, как я!», приходится считать «эмпирическим обобщением».

Этология ставит бесчисленное множество подобных вопросов. Об одном из них я уже упомянул: вряд ли поведение насекомых с непересекающимися поколениями, изолированными друг от друга по времени, контролируется генетическим кодом. О системе обучения здесь тоже речи быть не может. Но тогда как объяснить их совершенно однотипное поведение? Или же: почему вдруг начинается массовое переселение леммингов, когда для этого, казалось бы, нет никаких причин?

Таким образом, кроме генетической памяти, изучение которой так далеко продвинулось за последнее время, существуют и другие формы памяти, механизмы которых изучены в гораздо меньшей степени, а чаще и вовсе непонятны.

Эту главу я хотел бы закончить двумя замечаниями.

Первое связано с тем, что понятия «наследственность» и «память» часто отождествляются. Возможно, в этом есть некоторый смысл. Но мне представляется, что понятие наследственности следует трактовать значительно более широко. Память — это, как мы уже говорили, всегда некоторый конкретный механизм кодирования, хранения и передачи информации. Наследственность же — это понятие, обозначающее характер влияния прошлого на настоящее и будущее.

Вводить понятие памяти, как и понятие информации, необходимо лишь при описании процессов, протекающих в живом мире и обществе, или для анализа процессов в техносфере, созданной деятельностью человека. При описании процессов, протекающих в неживой природе, можно обойтись и без этих понятий.

Что же касается наследственности, то это фундаментальное понятие дарвиновской триады можно использовать для описания процессов самоорганизации любой природы.

Второе замечание касается тех целей, которые я преследую в этой книге. Анализ, предпринятый в этой работе, имеет в конечном счете прикладное значение. Человек в своей деятельности всегда обращается за советами к Природе. Правда, он не всегда их у нее получает. И тогда возникают «чисто» человеческие изобретения, например, колесо или воздушный винт.

Но, размышляя о том, что такое искусственный или коллективный интеллект, какими должны быть пути его создания, хочется увидеть и понять: каким образом жизнь оказалась наделенной интеллектом, как он складывался в Природе, как из первой, может быть, единственной клетки возникло в конце концов образование из многих десятков миллиардов нейронов — мозг, — способный не только изобретать, не только творить, но и познавать самого себя?

И мы видим, что на этом пути естественного развития в этом процессе самоорганизации материи возникают различные «самоорганизующиеся» конструкции и прежде всего память. Не поняв их смысла, вероятно, невозможно осознать и особенности мышления. Феномен мозга, способного мыслить, — это тоже «произведение самоорганизации». И память в его становлении занимает совершенно особое место.