Человек и песня

Казалось, так «вкусно» и радостно-беззаботно спалось мне только в детстве (да и то раз или два)... Уже проваливаясь в сон, слышала я, как пришел с работы сын Клавдии Григорьевны Виктор, потом немного погодя — его жена. Спокойно осведомились, что за люди незнаемы в парадной горнице на праздничной кровати с пуховыми перинами спят (под фотопортретами большими, традиционными: хозяин и хозяйка в молодости... Хозяин-то с войны не вернулся).

На другой день Клавдия Григорьевна к вечеру собрала целый хор: пришли Мария Михайловна Нестерова да ее совсем молодая сестра Ульяна Михайловна, Александра Савельевна Буторина. Не обошлось и без мужичка — смешливого старичка Ондреяна Филаретовича Нестерова («А мы, видишь, тутотка через одного Нестеровы, да Никифорковы, да Буторины, так уж в нашей деревни ведется. В каждой деревни, видишь,— свой род-племя, свои и фамилии»). Начали с частушек (а пели еще долго и много за полночь, при свечах и при керосиновой лампе: электродвижок умолк, электрик пошел спать, а магнитофон наш «питался» от переносной «электростанции» в ящике):

Вялозерськая деревня[44]
На красивом мести.
Запоют девчата песни —
Слышно верст за двести.

А вялозерську молодежь

По летам дома не найдешь:
По лесам, по елочкам, да,
Все по заготовочкам.

У меня на сарафани

Косолапы петухи.
Я сама не форсовата —
Форсоваты жонихи.

А миленькой, миленочок,

Построил новой домичок,
Домичок, колецико —
Болит мое сердецико.

Шла о речку, о реку,

Колечко бросила в реку:
Чем нелюбому дарить,
Дак лучше в речке утопить.

А миленькой отчалилсе,

Да не велел печалитьсе.
Велел смеятьсе, хохотать,
Почаще письма присылать...

Кудри вьютсе, кудри вьютсе,

Кудри завиваютсе, да,
Есть по семь годов гуляют —
Тоже розставаютсе...

Мне не пуд гороха нать[45]

,А хоть одну горошинку.
Мне не сорок девок нать,
А хоть одну хорошеньку.

А у кого дроля какой —

У меня тальянщик,
Да у подруженьки моёй
Дроля балалайщик.

Пойдемте, девушки, домой,

Довольно насиделисе.
Моёго милого нет —
На ваших нагляделасе.