Читаем Человек и пустыня полностью

Взволнованный уходил в этот вечер Семен с пристани домой. Тридцать два! Ведь это, если подсчитать на месяц, так это девятьсот рублей будет! Го-го-о! Значит, недаром ходят разговоры, что ударники на заводах зарабатывают по сотне в день.

Высокий, прямой, он шел, выпятив грудь. И ему казалось: нынче день похож на праздник. Марья, взглянув на мужа, сразу заметила его веселость и нахмурилась.

— Аль в трактир заходил? — сварливо начала она. — По отцовой дорожке пошел?

— Чего бормочешь? — удивился Семен.

— По какому случаю выпил?

— Чего выпил? Воды?

— Веселый больно!

Семен засмеялся… Нельзя не быть веселым, ежели такая победа. Тридцать два рубля — это что? У Марьи глаза засветились, и тотчас она забегала, засуетилась, — скорей готовить ужин.

Хоть и устал Семен, а не спал полночи: прикидывал, как сделать лучше. Работать можно по-всякому. Можно работать — все кипит-горит. А можно работать — мухам смерть. «Ежели поставить Никишку и Петьку Бирюка на укладку бочек, они бы ловчее»… «Что кому дано — кому сила, кому ловкость».

И на следующий день он властно распоряжался: Никишку и Петьку Бирюка поставил принимать бочки, а Хмелева — на укладку досок, по которым тачки въезжали на первый ряд бочек, потом на второй, на третий, на самый верх яруса. Прежде этим занимались сами грузчики: подъедет и положит доску. Это отнимало минуту, две у каждого. А Семен понимал: хочешь хорошо работать — считай минуты.

— Давай! Давай! Давай! — гремело весь день и на мостках, и на берегу, и на барже.

— Майна! Майна! Вира-а! Давай — пошевеливай!

В картузах, в шляпах, с расстегнутыми воротами рубах, грузчики живым гужом тянулись на берег; нагруженные тачки ворчали глухо на гнущихся мостках. А с берега бежали бегом, пустая тачка гремела звонко. С баржи поднималась пыль.

Никита Расторгуев, похожий на копну, рыжебородый, встречаясь на мостках с Семеном, орал задорно:

— Бей гордеев!

Он намекал Семену на прошлое, когда они, мальчишками, били гордеевских ребят.

В обед на пристань пришел черный кудреватый паренек в белой рубашке и белых брюках, спросил бригадира Острогорова. Семена он встретил на пристани. Тот вез тачку с двумя бочками. Семен повернул тачку в сторону, чтобы дать дорогу другим, спросил торопливо, в чем дело. Паренек в белых брюках сказал, что он от газеты — пришел узнать, как идет работа.

— Идет, идет работа! Вчера восемь с четвертью выработали, сегодня дадим больше! — бодро крикнул Семен и наклонился к тачке, повез. Паренек в белых брюках побежал за ним с записной книжкой в одной руке, с карандашом в другой:

— А сколько выработали в рублях?

— Тридцать два! — крикнул Семен не оборачиваясь.

— На человека? — бежал паренек.

— Не на артель, знамо!

Так под грохот тачек, перекликаясь, они добежали до амбара. Паренек остановился у дверей дожидаться, когда Семен сгрузит свои бочки. На минуту Семен остановился возле него.

— Вечером приходите, товарищ! Видно будет, сколько дадим. Похоже, много дадим.

И улыбнулся, показывая белые широкие зубы, загремел тачкой вниз, под яр, на мостки. Паренек подождал его, Семен вывез тачку на яр.

— А как вы готовите рабочее место?

Семен удивленно посмотрел на него:

— Какое рабочее место? Подождите-ка, я отвезу сперва.

Вернувшись из амбара, он отодвинул тачку в сторону, спросил, что такое рабочее место. Паренек рассказал про бригадира с третьего участка. Вот тот действительно умеет готовить место. Семен смотрел на него ястребом.

— Вон как! Это надо обдумать. Спасибо, товарищ, что на мысль навели.

Он пожал пареньку руку и помчался с тачкой вниз, на баржу. Паренек постоял, посмотрел, что-то долго писал в книжку.

В тот день «взяли» по девять с половиной тонн на человека — по тридцать восемь рублей.

А еще через три дня паренек в белых брюках привел с собой лохматого фотографа с аппаратом, тот густым басом попросил Семена постоять:

— Сделайте вид, что везете тачку.

Семен «сделал вид», вышло у него неловко, будто он в первый раз взялся за тачку, но фотограф пробасил:

— Благодарю вас, все в порядке!

Маленький Володька фыркнул и, зажимая рот ладонью, побежал в амбар. Потом он, встречая бригадира на мостках, кричал басом:

— Благодарю вас, все в порядке.

На следующий день в газете водников была статья в половину страницы под глазастым заголовком: «Победа бригады грузчика Острогорова». И снимок был: кто-то с лицом негра неловко вез тачку по мосткам, — «бригадир Острогоров показывает образцы работы».

В бригаде как? Если хочешь, чтобы хорошо работали другие, работай сам лучше всех. «Черта ли ты указываешь, если сам работать не умеешь. Сам дай работу!» Эту простую истину Семен знал нутром. На крану, на тачке, на подкладке досок, на переставке мостков — он брался за все сам, и все у него кипело-горело.

— Аля-ля, давай, давай! Майна! Вира!

«Мы им покажем, этим молодцам в белых штанах!»

С некоторой тревогой он ждал дня получки. А вдруг все запьют? Ну, если не все, так некоторые? День, два могут пролететь, и тогда какое тут к черту соревнование!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература