Конечно, тогда, в ноябре 2011 г., поклонение святыне стало для многих паломников непростым испытанием. Очередь сама по себе – это стресс. Мы все стояли в очередях, после которых чувствовали себя разбитыми и озлобленными. Это объяснимо. Нам не нравится терять время, мы злимся, раздражаемся на тех, кто прошел вперед. Есть очереди, которые разрушают. Но надо признать: в той толпе, что стояла к храму Христа Спасителя, ничего такого практически не было. То, с каким чувством многие подходили к святыне, говорило не об оголтелом и отчаянном стремлении к чуду как решению своих житейских проблем, а о другом, о чем-то более важном и серьезном. О том, что люди способны на преодоление, на духовный подвиг.
Очевидно, что многочасовое ожидание для многих стало способом выражения своей веры, благодарности, подвигом. Всего того, что приближает человека к Богу. Именно там, стоя на морозе, многие очень хорошо понимали, что, почему и зачем они делают. Для них это не было бессмысленным и утомительным ожиданием, само стояние имело смысл. Они стояли во имя Матери Божией, в этом было их отношение и стремление к Ней. И поэтому настроения среди людей были в основном христианскими.
Я сам отношусь к любым очередям очень болезненно. Они вызывают у меня глухой протест. Поэтому я не стою в них, если у меня на то нет достаточных оснований. Возможно, если бы в моей жизни или в жизни моих близких была бы какая-то отчаянная ситуация, кто-то был бы болен или находился в ужасающем положении и мне было бы совершенно необходимо, чтобы моя молитва была принята, я бы пришел туда. Есть обстоятельства, когда люди готовы на все – и дома на коленях стоять сутками, и на морозе часами. В этом смысле находиться в подобной очереди даже проще, потому что она, пусть по чуть-чуть, но движется, и это создает ощущение пути. В отличие от уединенной молитвы, поста или какого-то другого обета, данного тобой лично Богу, в очереди ты не одинок, ты среди людей, и с ними ты как будто движешься навстречу своей надежде и мечте быть услышанным. Но есть люди, которые учатся доверять Богу, не ожидая и не прося от Него чудес. Стремятся жить так, чтобы не требовалось никаких демонстративных проявлений их веры.
В противном случае ажиотаж вокруг специально привозимых святынь порой лишает людей возможности трезво мыслить. Я помню, как в те дни мне позвонила моя взволнованная прихожанка из Парижа со словами:
– Батюшка! Такое дело! Мне же, наверное, надо все бросить и прилететь к вам, в очереди постоять?
Я только руками развел:
– Ну ты что, с ума совсем сошла? Зачем? У тебя там в семидесяти километрах в Шартре лежит покров Божией Матери, в Аржантёе – риза Христова, в соборе Парижской Богоматери – венец терновый… Зачем тебе все бросать и ехать сюда?! У тебя отчаянная ситуация? Ты что, родить не можешь? У тебя же второй внук на подходе.
Отговорил. Но как бы я к этому ни относился, я понимаю людей, которые в отчаянном положении готовы на все. Между тем я убежден, что никогда не надо поддаваться массовому психозу и бежать в толпе со всеми. Осмотритесь вокруг, поинтересуйтесь, если не знаете, что и где находится. Много нового для себя узнаете. Кругозор расширите, и не только в сугубо религиозном смысле. А то люди живут в городе и не знают, в честь кого назван храм на соседней улице и какая реликвия в нем хранится.
Есть еще один важный момент. Да, возможно, многим из тех, кто в те зимние дни составлял эту бесконечную очередь, не доставало образования и понимания происходящего, но все-таки они почувствовали что-то главное. Почему практически никто не раздражался от того, что каких-то «випов» пускают без очереди? Да потому что это бессмысленно, подходить к святыне налегке, по спецпропускам, с удобством и комфортом. Это не путь паломника. Как это раньше было: люди шли пешком в Иерусалим, и путь для них значил не меньше, чем сам святой город. Дорога становилась движением к Богу, испытанием, предстоянием.
Да, очевидно, что люди сейчас живут в незащищенном мире, и многим действительно не на что и не на кого надеяться. И они идут к Богу, к Матери Божией. В этом смысле та очередь стала, скорее, демонстрацией не беспомощности человека, а его упования на Бога. И опять же, упования, подтвержденного не просто желанием прийти и выпросить чего-то для себя, а самому отдать, потрудиться душевно и физически.