Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды

Но она не произнесла этого слова. Потому что он посмотрел на нее удивленным, долгим взглядом и покачал головой.

- Иван Чижиков? Нет. Такого в нашем отряде никогда не было.

* * *

Большой, сильный человек сидел за столом в кухне.

Уже давно наступила ночь, погасили свет на улице и в домах, черно-синее небо давно уже мерцало звездами. Человек зажег керосиновую лампу и читал за столом газету. И на стену кухни упала большая черная тень.

В доме было тихо. Только громко тикал будильник на столе, торопясь напомнить о чем-то. Но, обгоняя его, еще сильнее билось Динино сердце.

Она лежала на печке и не спала.

Она думала: это последняя ночь. Не только в ее жизни. А вообще последняя. Завтра жизнь кончится. Как это случится, она не знала. Может, начнется землетрясение или атомная война. Или просто не взойдет солнце. Черная пропасть без неба и звезд обступила ее со всех сторон.

Он был в двух шагах от нее, ее отец. Это был он! Она не сомневалась. Он предал их! Он не оставил им даже своей фамилии! Мать щедрее: она отдала ему свою. Он так и жил в их сердце под ее фамилией - Чижиков.

Если бы он только знал, как они с Андреем любили его! Как гордились тем, что он их отец! А он все отдал наглой девчонке с растрепанными косами!

Дина лежала неподвижно, глядя на черную большую тень на стене, и все отгоняла и отгоняла от себя одно и то же слово. А оно не уходило от нее...

- Папа!

Тень на стене всколыхнулась. Он заслонил ладонью глаза от света, удивленно посмотрел в ее сторону.

Нет, он был совсем не таким красивым, как на портрете! Может быть, потому, что молодость уже ушла от него.

Он встал, взял лампу со стола, подошел к печке. Свет ударил Дине в глаза. Она зажмурила их, но он продолжал смотреть на нее. Она прикрыла глаза ладонью, но он все равно смотрел.

- Уйдите! - попросила Дина, не отнимая руки от лица.

Он не ушел, тронул ее лоб прохладной ладонью.

- Папа! Ты чего? - громко и встревоженно спросил Сашин голос. - Ты чего, папа?

Саша вошла в кухню, на ходу натягивая на себя платье.

- У нее жар.

- Она вообще какая-то странная, папа! Она весь вечер смотрела на тебя. Я позвала ее ужинать, а она не пошла. Она сидела и смотрела на тебя.

- Уйдите! - снова попросила Дина.

Он отошел, но лампа продолжала светить прямо в глаза сквозь ладонь горячим ярким светом, обжигающим лоб и щеки.

Дина отняла ладонь от лица. Лампа стояла на столе, огонек ее был слаб и неярок, а лоб и щеки по-прежнему пылали.

Он стоял посреди кухни и тревожно всматривался в темноту - туда, где была Дина.

"Никогда-никогда больше не спрошу у тебя совета, - подумала Дина. Ты умер. Для нас ты умер!"

Она стиснула зубы, чтобы не застонать, но все-таки застонала.

- Все! - сказал он громко и шагнул к двери.

Саша бросилась за ним.

- Папа! Ты же сейчас не дозвонишься! Ты же не дозовешься ночью! Может быть, до утра! Утром мама вернется.

- Нужен доктор, а не мама, - ответил он. - Я попробую. А ты пока выведи Барбансона.

- Папа! А если я? Через болото! Мигом!

- Не смей! Ступай выведи Барбансона!

- Папа! Я через болото за час доберусь! Я же знаю дорогу!

- Нет!

Они ушли, а с лавки бесшумно поднялась Маринка. Она подошла к печке, взобралась по лесенке к Дине и тронула шершавой ладошкой ее щеку.

- Что же это ты? Чижикова!..

Взять бы ее отсюда! Увезти! Показать Андрею. Сестра!..

Глаза у нее отцовские! И не карие вовсе, а русалочьи... Может быть, мать уже и забыла его настоящую фамилию, но как она могла забыть цвет его глаз? Ведь глаза у него не карие...

Маринка спрыгнула с лесенки, на цыпочках отошла от печки и откуда-то из-под стола достала резиновые сапоги.

Прижимая к груди сапоги, Маринка прошла через кухню к окну, встала на табуретку и вылезла через окно в палисадник. Куда это она?..

"Она хочет вместо Саши! Через болото! - догадалась Дина. - Надо пойти сказать".

Придерживая одной рукой тяжелую, как булыжник, голову, Дина сползла с печки, отыскала на вешалке свой плащ и вышла в палисадник.

Рассвет уже разбавил густую темноту ночи. Были странными эти рассветные сумерки, похожие на вечерние и в то же время не похожие на них, - может быть, потому, что никто не зажигал огней. В той стороне, где должен был начаться восход, висел яркий месяц, острый как нож, - словно солнце в час неполного затмения. На фоне уже светлеющего неба неподвижно вырисовывались ветви деревьев, как на четкой, хорошо проявленной фотографии.

Набежал ветер, фотография ожила, цветы в палисаднике зашептались о чем-то весело и шумно.

"Зачем они так? - горько подумала Дина. - Ведь пила же молчала тогда!"

- Чижикова! - раздался возле нее удивленный возглас Саши. - Ты куда? Ты больна!

- Нет!

Что-то нужно было сделать Дине, что-то сказать. Зачем-то вышла она сюда, в палисадник. А что нужно сказать, забыла. Голова тяжелая, чугунная.

- Ты с ума сошла, Чижикова! Ступай в дом!

- Мне нужно ехать, - сквозь зубы произнесла Дина. - Я не могу здесь.

- Куда тебе ехать? Это нам нужно ехать! За доктором! Подожди, сейчас придет отец. Он в конторе, у телефона...

Кусты в палисаднике продолжали шелестеть и шептаться.

- Я сорву их, - сказала Дина, кивнув на цветы. - Жалко? Ну и не надо!