Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра

Джек Бретон сосредоточенно шагал по столовой, машинально брал в руки книга и разные безделушки, разглядывал их и затем аккуратно возвращал на место.

Его внимание привлекла пачка исписанных листов белой бумаги — особенно верхний лист, отличавшийся сложным круговым узором. Он взял этот лист и увидел, что то, что он принял за узор, было строкой, написанной от руки в форме правильной спирали. Поворачивая лист, он прочел строфу стихотворения:

Я ждал тебя, ждал тысячи ночей.
Оплакивал тебя с тоскою горькой,
Следя за мерным ходом стрелки часовой.
Но вкуса слез моих тебе не ощутить.

Он положил лист на место и уже поворачивался, чтобы отойти от стола, когда вспомнил эту строфу. Прошло несколько секунд, прежде чем небеса памяти разверзлись. Лоб Бретона покрылся холодным потом: он написал это стихотворение в тот период, когда был близок к безумию после смерти Кэт, но никогда никому его не показывал.

А кроме того, это было в другом мире, в другом потоке времени.

VI

Джон Бретон совершил несколько напрасных попыток отправиться в бюро, но каждый раз возвращался за какой-нибудь мелочью: то за документами, то за сигаретами или блокнотом. Джек не смог выдержать все нарастающего напряжения; буркнув под нос что-то вроде извинения, он встал из-за стола и в поисках уединения поднялся в свою спальню. Присев на край кровати, он ждал, когда шины «линкольна» заскрежещут на покрытой гравием дорожке.

Услышав наконец этот звук, он спустился до середины лестницы, но задержался, погруженный в темно-коричневую тишину большого дома, словно щука, обдуманно выбирающая соответствующий уровень в мрачных водах. Девять лет, подумал он. Умереть… Коснуться ее и умереть.

Он спустился вниз, крадучись помимо воли, и проскользнул в кухню. Кэт стояла возле окна и мыла яблоки. Она даже не обернулась, продолжая полоскать фрукты в холодной воде. Эта обычная домашняя работа показалась ему неуместной.

— Кэт, — сказал он, — зачем ты это делаешь?

— Эти фрукты опрысканы инсектицидами. — Она все еще не хотела повернуть голову. — Я всегда мою яблоки.

— Понимаю. И ты должна делать это именно сегодня утром. Это ужасно срочно, верно?

— Я хочу положить их в холодильник…

— Но ведь это не срочно, правда?

— Нет. — Ее голос звучал жестко, как будто он заставил ее признаться в чем-то постыдном.

Бретон ощутил угрызения совести — ни к чему так мучить ее.

— Ты замечала, что смоченные водой фрукты приобретают блеск и живые краски?

— Нет.

— Да. И никто не знает почему. Кэт!

Она обернулась к нему, и тогда Джек схватил ее за руки. Они были мокрые, холодные и пробудили в нем кошмарные, далекие воспоминания. Он поцеловал эти ледяные пальцы, охваченный жаждой искупления.

— Не делай этого. — Она старалась вырвать свои руки, но он не отпускал их.

— Кэт, — сказал он настойчиво. — Я потерял тебя девять лет назад, но и ты ведь кое-что потеряла. Джон не любит тебя, а я тебя люблю. Все очень просто.

— Ты не должен судить Джона слишком поспешно.

— Я могу себе это позволить. Но взгляни на факты: он пошел сегодня на работу, как если бы ничего не произошло. И оставил нас одних. Как ты думаешь, я оставил бы тебя наедине с соперником, который сам объявил о своих намерениях? Я бы… — Он оборвал фразу, не закончив ее. Он намеревался сказать, что убил бы соперника.

По мере того, как Бретон приближал ее к себе, она говорила все быстрее, все отчаяннее. Он осторожно провел пальцами по ее шее, погрузил руку в ее волосы и прижал к себе. Несколько секунд она пыталась отстраниться от него, а потом — совершенно неожиданно — подставила приоткрытые губы. Бретон не закрыл глаза во время этого первого поцелуя; он желал, чтобы этот поцелуй печатью оттиснулся в его сознании, чтобы он вознесся над временем.

Позже, когда они лежали в пергаментном свете спальни при спущенных жалюзи, он изумленно смотрел в потолок. А ведь это, подумал он, значит быть в здравом рассудке. Он насыщал свое сознание ощущением разрядки и удовлетворения, омывающим каждую клетку его тела. В таком настроении все, что связывает с фактом бытия, прекрасно. В эти минуты он мог испытать необыкновенную радость от тысячи обычных, забытых когда-то вещей, таких, как хождение по горам, рубка дров, вкус пива во рту или создание стихов.

Он положил руку на прохладное бедро Кэт.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. — Ее голос был сонным.

Бретон кивнул и осмотрел комнату совершенно по-новому. В притененном солнечном свете было что-то средиземноморское — он был мягким, но совершенно чистым. И не выявлял никаких изъянов во Вселенной В. Ему вспомнилась удивительно подходящая к обстоятельствам строфа одного стихотворения.

Когда работал кистью Каналетто[4]

,Казалось, вовсе он не пишет стену,
Но страсти силой заставляет камни,
В раствор одевшись, на свое лечь место.

Он приподнялся, опершись на локоть, и взглянул на Кэт.