– Не беда, – сказал Никола. – Если бы нам всё доставалось легко, мы бы не были сильными. В прежние времена мы находили наших братьев очень легко. Многие были целы и невредимы, нам оставалось только поднять их. Потом остались те, кого найти трудно. Сейчас найдены и те, и эти. И целые, и разбитые, всякие. Остались единицы. Уже близок день, когда наши поиски закончатся.
Я сообщил ему подробности: про кефалофора, про Елену, сделанную из осины, про её угрозы, про истерику Щепы, про архив Ворошилова; он слушал невозмутимо и, казалось, равнодушно, лишь раз, когда речь зашла про осину – про́клятое дерево, – весело рассмеялся.
Спросил, есть ли фотографии Дионисия, я достал телефон и показал.
Рассказ об угрозе разоблачения и о тайном досье также не вызвал никакой реакции.
Набравшись храбрости, я спросил:
– Владыко, скажи, если можешь… Если есть способ поднять истукана – значит, должен быть способ его обездвижить. Вернуть в прежнюю ипостась. Разве не так?
– Не для всех, – ответил Никола. – И то не способ, а мистириум, таинство. Когда поймёшь, в чём разница, – тогда ещё раз спросишь. А я спрошу: кого ты желаешь обездвижить и вернуть в прежнюю ипостась?
– Её, – ответил я. – Елену, осиновую женщину. Так будет лучше для всех.
– Без её желания – невозможно, – сказал Никола. – Не думай об этом, братец. Мы не разбрасываем камни, мы их собираем. За какой срок подготовишь Параскеву?
– За день, – ответил я. – Если без спешки – за два дня.
– Без спешки, – сказал Никола. – Благословляю на сей труд.
– Благодарствую, владыко.
– И ещё, – произнёс Никола. – Это верно, что ты сделал её из красного дерева?
– Верно, – сказал я. – Из самого крепкого, какое только нашёл.
– Все расходы тебе возместят, – сказал Никола. – Пришлёшь мне номер счёта. Для тебя это большие деньги, а для нашего народа – не столь большие. Это всё, братец.
– Погоди, владыко, – сказал я. – Ещё одно… Последнее. Что будет с девочкой?
Никола улыбнулся.
– Дуняшка – замечательная. Не нарадуюсь. Пока она под моим приглядом, а там решим.
– Но кто она? – спросил я.
Вместо ответа Никола положил мне руку на плечо; тяжело было пожатье его десницы.
– Пойдём, – сказал он. – Побеспокоим нашего брата Читаря. Ещё не всё решено меж нами.
Мы вошли тем же порядком, Никола впереди, я следом.
Многие свечи горели в комнате, согревая воздух и рассеивая мрак.
Читарь лежал на кровати, как неживой, руки вдоль тела, голова на тощей подушке; увидев нас, нашарил рукой на полу свой посох, поспешил подняться.
По сжатым губам я понял, что двигаться ему совсем трудно.
– Тебе как легче? – спросил его Никола. – Сидеть – или стоять?
– Стоять легче, – ответил Читарь.
– Тогда, – объявил Никола, – все будем стоять. – Посмотрел на меня. – Этот разговор останется меж нами, договорились?
Я кивнул.
Он сдвинул свою кобуру ближе к животу и сунул руки в карманы.
– Сначала объясню, зачем нужен наш собрат, кефалофор Дионисий, чем он так для нас важен. Предание гласит, что он остался живым после усекновения собственной головы. Логично предположить, что если мы попробуем его поднять – он восстанет в том же виде, в каком сделан, то есть: тело – отдельно, голова – отдельно. В той же логике, мы можем попробовать оживить только его голову, а тело – не трогать. Мы отделим деревянную голову от деревянного тела, а затем попытаемся вернуть голову к жизни. Если у нас получится – это будет великая победа. Это будет означать, что в дальнейшем нам вообще не нужно реставрировать тела. Мы можем возвращать только головы. А тела изготавливать заново.
– Только головы? – уточнил я.
– Да, – ответил Никола. – Согласись, братец, это всё изменит. Если тело сгнило или разрублено – выбрасываем его, делаем новое.
– Елена не отдаст статую.
– Отдаст, – сказал Никола. – Вы просто неправильно с ней разговаривали. Вы говорили с ней, как с сестрой, – а надо было говорить, как с отступницей. Вы взывали к логике – а отступники и еретики живут не логикой, они упиваются собственной храбростью, они полны гордыни, мнимого величия. Ваш товарищ, ловкий Щепа, и учёная женщина Елена, и другие, исполненные гордыни и презрения, о которых вы не знаете – но знаю я. Их много. Не сообщаясь друг с другом, все они говорят одно и то же, как будто один и тот же бес наущает их одинаковыми ядовитыми словесами. Это началось не вчера, и завтра не кончится. Пока речь идёт лишь о ереси, но в дальнейшем может завершиться расколом.
Читарь переступил с ноги на ногу, морщась от боли.
– Нет, владыко, – возразил он. – Я не согласен. Ересь там, где есть думающие. А эти – не думают. Ты сам сказал: они вне логики. Они следуют за суетой и страстями. Что ж я, не знаю, что такое раскол? Они разобщены, каждый сам за себя. Среди них нет ни Лютера, ни Аввакума, нет пастыря…
Никола поднял ладонь, – Читарь замолк.