Человек из легенды

Мое замечание вызвало глухое недовольство других экскурсантов и такое активное сопротивление со стороны гидши, что, по-моему, руководи она обороной крепости от турок, не видать Баязету Аккермана как своих ушей несмотря на все эпидемии мира.

- Кто ведет экскурсию - вы или я? Если вы квалифицированный экскурсовод, имеющий лицензию, и знающий больше меня, пожалуйста, можете проводить ее вместо меня! Нет, вы ответьте - вы профессиональный экскурсовод? Нет? Или вы историк? Тоже нет? Так почему вы вмешиваетесь, по какому праву? Вам говорят русским языком, что это легенда, а вы начинаете спорить! Вы б, молодой человек, сначала деньги б заплатили, а потом спорили! Тем более, что вы все равно ничего не знаете.

- Что, умник, съел? - подтолкнул меня в бок Кнежевич, когда прерванное моим неуместным вмешательством плавное течение экскурсии возобновилось. Я, естественно, промолчал и не открыл рот даже тогда, когда гидша принялась объяснять происхождение второго названия башни - Девичья, красочно рассказывая о дочери молдавского господаря Тамаре, промышлявшей грабежом, вымогательством и прочими нехорошими вещами. Мне всегда казалось, что имя Тамара - кавказское, а не молдавское, но я не стал спорить, тем более что речь явно шла о мифическом персонаже.

В военном дворе гидша, рассказав о посещении крепости Пушкиным, снова перешла к более свежим событиям:

- Посмотрите, как увеличилась наша группа, а ведь в начале было пятнадцать человек! И как всегда, непременно кто-нибудь послушает, уйдет и не заплатит.

- Серега, -- прошипел мне на ухо Кнежевич, -- дай ей две гривны, а то она кинется с башни, в которой томился Овидий...

Когда обогащенные новыми знаниями и обедневшие на две гривны мы вернулись к буфету, то застали Конопенко на той же скамеечке. Пиво он уже выпил, и теперь лакомился мороженым.

- Пошли полазим по стенам крепости, -- предложил ему Кнежевич. Несмотря на объявление, запрещавшее карабкаться на стены крепости ввиду возможных обвалов, все они были украшены цепочками туристов, фотографировавших друг друга на фоне зубцов и лимана.

Конопенко тяжело поднялся и подошел с нами к массивной стене, на которую можно было взобраться только по облупленным узким ступенькам.

- Э, нет, я не самоубийца. Хотите, могу вас сфотографировать снизу.

Конопенко сфотографировал нас с Кнежевичем, после чего Кнежевич потребовал, чтоб я сфотографировал его в разных ракурсах. Я покорно исполнил его просьбу: что, мне пленки жалко, что ли? Тем более что и пленка, и аппарат не мои.

- А теперь я тебя сфотографирую на фоне бастиона, -- взял в руки свою "Минолту" Кнежевич. - Поворотись-ка... Да не так, Рыжов! В пол-оборота!

Принимая указанную позу, я опасно приблизился к краю стены, кроссовок скользнул по осыпающимся камням, я на миг утратил равновесие и зашатался.

- Давай фотографируй! Не хватало мне еще свалиться с десятиметровой высоты!

- Не страшно, у меня еще целых 15 кадров осталось! - утешил меня Олег и нажал на кнопку.

Потом я сфотографировал - на фоне ворот - обоих Олегов, потом мы попросили какого-то пацана сфотографировать нас троих, и пленка "Кодак" навеки запечатлела для истории три красных, словно ошпаренных, физиономии на фоне древних стен крепости, чей камень, некогда белый, успел за века пожелтеть на щедром южном солнце.

Такие же фотографии на память предполагалось сделать и в поселке Шабо, но нам помешала дегустация. Я и не знал, что это такой увлекательный процесс, а рассказы о жизни вин могут быть не менее захватывающи, чем легенды из жизни роковых красавиц и опальных поэтов.

- Вот это жизнь! Молодцы французы! - облизал толстые губы Конопенко после знакомства с очередным видом благородного напитка. - Какие виноградники в Шабо развели!

- Это тебе не раскопки, не Девичья башня! Здесь настоящая, живая жизнь! - подхватил Кнежевич.

- Что, рад, что сюда поехал, эстет несчастный? Что молчишь, как в рот воды набрал?

- Не воды, а вина, -- отозвался я. Но винодельческий поселок мне понравился не меньше, чем древняя крепость, и я, как и оба моих приятеля, приобрел на память полуторалитровую пластиковую бутылку молодого местного вина.

По возвращении из Шабо мы были настолько пьяны, что нам пришла в голову идиотская мысль допить спотыкач Конопенки, причем решающий аргумент в пользу такого решения был поистине дебильным: "Давайте допьем, чтоб бутылка место не занимала, а то и так повернуться негде!" Выпив, Конопенко завалился спать, а на мою долю, как всегда, выпало нудное и неблагодарное занятие: отговаривать Кнежевича от купания в море в пьяном виде. Причем этот пижон упорно доказывал, что он вовсе не пьян, чего не могло быть в принципе, ибо если я, пивший меньше всех, едва держался на ногах, и то уцепившись за спинку кровати, то в каком состоянии должен был быть он!

Очередной спор кончился тем, что Кнежевич оттолкнул меня и со словами "Ты мне не указ!" шатаясь, вывалился из домика. Я подумал, что надо бы побежать за ним и непременно остановить - ведь непременно утопится! - но вместо этого лег на кровать и стал изучать рисунок обоев.