Человек из народа

Помню, как-то раз он сказал мне: «На очередных выборах нам не победить». Собственно говоря, это было очевидно, и его предсказание не свидетельствовало об особой прозорливости. Но сколько мы видели партий, которые вырастали, как грибы после дождя, громогласно возвещали, что на ближайших же выборах одержат победу по всей стране, а вслед за тем, как грибы па солнцепеке, усыхали и рассыпались.

– Наша задача, – говорил Maкс, – дать первый толчок движению, пусть даже слабый – рано или поздно это приведет к взрыву. Взрыв будет. Не знаю, когда и как он произойдет, но он неминуем. Такой застой и разложение не могут продолжаться до бесконечности.

– А где вы рассчитываете достать деньги?

– Кое-что у нас уже есть, – улыбнулся Макс, – во всяком случае, на предвыборную кампанию хватит. А подкупом избирателей предоставим заниматься ПНС и ППС. Мы только забросим несколько кошек на их голубятню и посмотрим, что из этого выйдет. В данный момент я собираю документальные свидетельства коррупции в верхах. Трудно представить, что там творится.

– Охотно верю.

Мы уже собирались ложиться, когда я шутя спросил Макса, сочиняет ли он по-прежнему стихи. Порывшись в бумагах, он отыскал листок со словами песни на популярный мотив – он написал ее семь лет назад, в дни упоительных надежд, вскоре после провозглашения независимости. Теперь он пел эту песню, как панихиду. И поверьте, слезы выступили у меня на глазах – я оплакивал надежду, которая умерла, едва родившись. Если хотите, назовите это сентиментальностью.

Сейчас, когда я пишу эти строки, стихи Макса «Танец в честь Матери Земли» лежат передо мной, и я мог бы привести их целиком. Но невозможно передать словами трагическое чувство, овладевшее мною в тот вечер, когда Макс пел свою песнь, отбивая ногою ритм, и в памяти моей воскресали всеобщий подъем и светлые ожидания, воодушевлявшие нас семь лет назад. Теперь эти семь лет казались мне семью столетиями.

Много веков я бродил – бездомный, измученный странник.
Но ныне к тебе я вернусь, милая, нежная мать,
Снова отстрою твой дом, разрушенный хищной ордою.
Терракотой, и деревом черным, и бронзой украшу его.

Я читал и перечитывал заключительную строфу. Бедная черная мать! Как долго ждала она, что сын ее вырастет, утешит ее и вознаградит за долгие годы позора и притеснений, а сын, на которого она возлагала столько надежд, оказался Нангой.

– Бедная черная мать! – сказал я.

– Да, бедная черная мать! – отозвался Макс, глядя в окно. После долгой паузы он обернулся и спросил, помню ли я еще Библию.

– Не очень. А что?

– Понимаешь, я впитал ее с детства, и ничего с этим не поделаешь. Ты ведь знаешь, мой отец англиканский священник… Вот ты сказал: «Бедная черная мать», и мне сразу вспомнилось:

Глас в Раме слышен,
Плач, и рыданье, и вопль великий;
Рахиль плачет о детях своих
И не хочет утешиться, ибо их нет.[3]

Это любимый стих моего отца. Между прочим, он до сих пор думает, что нам не следовало прогонять белых.

– Быть может, он прав, – сказал я.

– Ну, нет, – возразил Макс – Отец так считает только потому, что лично он мало что выиграл от независимости. Просто-напросто с уходом белых не открылось ни одной вакансии, которую он мог бы занять. Епископом в его епархии уже был африканец.

– Ты несправедлив к своему старику, – сказал я, смеясь.

– Послушал бы ты, что он говорит обо мне! В последний раз, когда мы были у него с Юнис, он сказал: «Похоже, у тебя больше надежд на сына, чем у меня». Вот какими шуточками мы обмениваемся.

– Ты у него единственный сын?

– Да.

Мне стало завидно.

– Знаешь, Одили, – сказал он, помолчав, – я не верю в провидение и все такое прочее, но ты приехал как нельзя более кстати. Видишь ли, мы собирались назначить в каждый район страны способного и деятельного организатора. Теперь ты с нами, и нам не придется ломать себе голову, кого направить на юго-восток…

– Я сделаю все, что в моих силах, Макс, – ответил я.

Я узнал от Макса много нового, но, пожалуй, больше всего меня поразило то, что формирующуюся партию тайно поддерживает один из министров.

– Что же он делает в правительстве, если так им недоволен? – наивно спросил я. – Почему он не подаст в отставку?

– В отставку? – рассмеялся Макс – Ты что, забыл, где мы живем? Ты не в Англии, Одили. Не говори глупостей.

– Какие же это глупости? – возразил я горячо, быть может, даже слишком горячо.