Человек из ночи

Итак, не будет слишком дерзким считать, что тайна Тунгусского метеорита остается еще не до конца рассказанной тайной.

Высокий лиственный лес шумит теперь на сопках вокруг Большого болота и в долине Хушмы. Теперь это уже не «страна мертвого леса». Но стоят там до сих пор потемневшие от времени и дождей маленькие избушки и «лабазы», построенные руками Леонида Алексеевича Кулика и его спутников, волей, мужеством, стремлением к познанию природы этого нашего современника, человека трудного и замечательного.

Я любил его.

НАУКА ИМЕЕТ МНОГО ГИТИК

В каждом городе всегда есть дома безликие, скучные. Они совершенно не запоминаются. Как копны сена или будки железнодорожных путевых обходчиков, их трудно отличить друг от друга. В современных застройках окраин таких строений особенно много. В Париже и Москве, Кабуле и Буэнос-Айресе, в разных странах, во всех концах света. Но и в старых районах этих и других городов на некоторых улицах они тоже есть, такие дома, одно- или двухэтажные и большие «доходные», свидетели конформистского мышления архитекторов и заказчиков-хозяев или суровых требований экономики.

Почти полвека назад, в позднеосенний день, я с трудом разыскал у дверей одного из подобных зданий в районе Бронных улиц небольшую табличку с довольно-таки устрашающим текстом: «Научно-исследовательская лаборатория отравляющих веществ (НИЛОВ). Наркомзем СССР».

Дверь была заперта. Я постучал раз, другой. Наконец она открылась и усатый коренастый дядька в синем халате спросил, кого мне надо.

— Коротких или Несмеянова.

— Пройдите на второй этаж, прямо в лабораторию.

На втором этаже сильно и специфически пахло, как и в университетской «химичке», смесями запахов кислот и сероводорода. Где-то тихо гудел вентилятор. Короткий коридор вел к застекленной матовым стеклом двери с надписью на листке печатными буквами: «Без дела не входить». Под этими словами были пририсованы череп и скрещенные кости.

Я открыл дверь и вошел в довольно большую комнату с обычными для всех «химичек» столами, загроможденными термостатами, полочками для колб и пробирок, горелками и т. д. В дальнем углу на письменном столе сидел блондин в белом халате, видимо, высокий и статный человек, лет под тридцать. Усмехаясь немного иронически, он слушал другого, знакомого мне, расположившегося на стуле черноволосого, темноглазого, с припухлым ртом, инженера Григория Ивановича Коротких. С ним прошлым летом мне довелось быть в авиационной экспедиции в Казахстане. Там, в заросших камышами плавнях Сырдарьи, ставились опыты по истреблению саранчи путем опыления служащей ей пищей растительности препаратами мышьяка.

Григорий Иванович мне нравился — живостью характера, склонностью к шутке, всегдашней веселостью. Помимо того импонировала его увлеченность новым делом — применением авиации для борьбы с сельскохозяйственными вредителями. Вместе с инженерами Вячеславом Степановым и Яковом Михайловым-Сенкевичем они создали конструкции первых аппаратов для распыления порошкообразных ядохимикатов — «аэропылов» — и средств, необходимых для охраны здоровья работающих с такими отравляющими средствами, — «респираторов», специальных костюмов, а также загрузочных приспособлений и другого оборудования авиахимэкспедиций.

После возвращения из экспедиции Коротких-то и предложил мне поработать зиму в НИЛОВ с перспективой на следующее лето снова попасть в одну из авиаэкспедиций, которые будут продолжать отработку «авиаметода». Он знал о моей большой тяге к авиации и желании кем угодно, но работать там, где совершаются первые шаги использования летательных аппаратов в различных областях народного хозяйства.

— А вот и наш «всадник» пожаловал! — прервав свой рассказ, воскликнул Коротких, завидев меня в дверях. — Идите сюда, представлю магу и волшебнику, самому ядовитому человеку.

— Несмеянов, — сказал блондин, вставая.

— А «всадником» мы его прозвали, — продолжал Коротких, — потому, что пришлось ему целый месяц каждый день скакать на кобылке за двадцать километров от базы нашей экспедиции до участка опыления. Туда и обратно. Туда — на рассвете, обратно — в жарищу. Выдержал! И, смею думать, подготовил свой зад, чтобы просиживать табуреты в твоей «химичке», Александр свет Николаевич.

На губах Несмеянова снова появилась чуть ироническая улыбка.

— Мы здесь занимаемся наукой, — сказал он после небольшой паузы и совершенно серьезно. — А наука, знаете, имеет или умеет много гитик.

«Тоже шутник, — подумалось мне, — но парень, видно, серьезный».

— Я не шучу, — продолжал, точно угадав мои мысли, Несмеянов. — Фраза эта считается бессмысленной. Однако аз неразумному представляется — имеет она что-то этакое, интересное внутри. В науке нужно уметь найти, рассмотреть, понять вот то самое… пусть будет гитик…

Коротких захохотал.

— Гитиковедение — очередное твое гениальное открытие.