Человек из очереди

— Нет, правда, — скромно сказал Леша. Да, надо быть скромным, если у тебя отец герой, а у другого лишен прав. Все ясно.

И он с удовольствием, надо сказать, подумал, что у него жизнь еще о-хо-хо какая, живет дома, и мама хорошая, а этих парней вроде и кормят сносно, да они в интернате. То и отпросились на вечер, что хоть и голодно, да на воле.

Тут надо сказать, что Леша больше всего боялся загудеть в детский дом или в интернат. Он бы и сам не мог внятно объяснить причину такой боязни. И он постоянно помнил о случае, который произошел, по слухам, в каком-то интернате.

Ну, там парнишка чем-то насолил своим товарищам, так они затолкали его в ящик и выбросили с четвертого этажа. Парнишку привезли домой, он выжил, но, понятно, крепко побился.

Вот этим слухом Леша подогревал в себе страх попасть в детский дом или в интернат.

Да, надо было готовить еду. И тут встало два вопроса. Первый: супу варить побольше или поменьше? Леша говорил, что поменьше, тогда он будет покрепче. А Зуб и Кося говорили, что вермишель разбухнет и ее станет много и ошметки мяса тоже разбухнут и станут прямо-таки кусищами, и вообще надо добирать количеством, чтоб пузо-то набить.

— Дуй по инструкции, — решительно сказал Леша. — Сколько сказано лить воды, столько и лей.

И второй вопрос: каша варится дольше, чем суп, так вот ждать, пока сварится каша, и потом уже начинать ужин чинно-благородно или же, не дожидаясь каши, навалиться на суп? Тут Леша согласился не ждать, разделяя нетерпение парней.

— Ты пшено помой! — велел Леша Зубу, когда вода закипела.

— Губенку раскатал!

— Помой, говорю.

— Да все там будет!

— Помой. И заодно ложку мне.

— Губенку раскатал!

— Помой!

— Отсос Харлампиевич!

Леша сам помыл ложку, а заодно и тарелку. А тарелки, надо заметить, лежали на столе грязной горкой. То есть, видать, когда к сестре Зуба приходят гости, они для закуски берут тарелки, а поклевав, ставят их на прежнее место. Да и чего их мыть, если все равно все там будет, то есть в пузе. Но Леша тарелку себе помыл. Кося и Зуб чикаться с тарелками не стали.

— Вали пшено в воду! — сказал Леша.

Зуб сыпанул из коробки.

— Не жмись! — сказал Кося. — Больше насыпешь, больше получится.

Зуб сыпанул всю коробку. Леша попробовал суп.

— Нормально, — сказал он и разлил суп поровну по трем тарелкам.

От тарелок шел пар и даже стоял мясной дух.

— Ну вообще! — восторженно промычал Зуб, внюхивая мясной запах.

— Да, вообще! — согласился Кося.

Леша разрезал две трети батона (одну треть отложил в сторону — себе на завтрак) на шесть частей, каждому дал по два куска — один на суп, другой к чаю.

Парни набросились на суп, а Леша ел неторопливо и прямо чувствовал, как от мясного настоя сила вливается в него, и не торопился как раз потому, что сила должна равномерно впитываться всем организмом.

Ребята быстро заглотнули свой суп и стали кидать косяка на тарелку Леши, но, поняв, что Леше делиться нечем, стали смотреть на кастрюлю с пшеном.

— А каша-то прет, — сделал открытие Кося, увидев, что крышка сама поднимается.

— Много бросил, — сказал Леша.

— Ништяк. Больше и выйдет.

— Так ведь прет, — повторил Кося.

— А мы будем кашу ложить в тарелку, а она пусть и дальше прет, — предложил Зуб.

Так и сделали.

Леша попробовал кашу.

— Нормально, Григорий!

— Отлично, Константин! — подхватил Зуб.

Леша оставил себе на завтра грамм тридцать масла, остальное разделил на три части.

— А давайте в кашу сахар, — предложил Кося.

— А на чай? — удивился Леша.

— Так ведь много.

— Губенку раскатал! А на утро мне? — возмутился Леша.

Косе стало стыдно за свое нахальство, и он сказал:

— Ладно, я чай без сахара.

И вот они, покрякивая от восторга, лупили кашу.

— А каша-то прет! — сказал Кося.

— Прямо как в сказке про кашу, — сказал Леша.

Но парни не откликнулись — они, видать, не слышали про такую сказку.

И они сделали второй заход, бросив в кашу остатки масла. Правда, того, что выделил Леша. И снова крякали и прихваливали, но уже скорее от восторга, что они вольны.

Ну, сидят в комнате, лопают от пуза, и никто им не мешает.

— А каша-то прет! — снова сказал Кося.

И тогда они вычерпали кашу до дна кастрюли и залили кастрюлю водой, так покончив с неисчерпаемой этой кашей.

И были сыты, без масла каша шла туго, но и бросать еду несъеденной было не в их правилах, и тогда Леша в порыве необъяснимой щедрости разделил на три части масло, оставленное на завтра.

— Ну, Ляпа, ты даешь! — восхитился Зуб.

— Это да! — подхватил Кося. Потом они отвалились от стола, пыхтя, с кухоньки перешли в комнату и плюхнулись на кушетку, не снимая обуви. Тут-то воля и чувствовалась особенно, что вот плюхнулись в обуви.

— Да, а чай! — вспомнил Зуб.

— Может, варенье какое есть, — вздохнул Леша.

— Губенку раскатал!

— А я видел банку из-под варенья, — заметил Кося.

— Точно. Стоит в углу, — обрадовался Зуб. — Мы водой зальем — отсохнет.

И они залили водой двухлитровую банку из-под прошлогоднего варенья, и Зуб болтал банку до тех пор, пока варенье не отлипло от стенок. И они пили чай с очень далеким привкусом клубники, и еще было по куску мягкой булки — ну, кайф, ну, кайф, ну, пир на весь мир.