Человек из оркестра

С 8-ми час. торчал до 8.45 у телефона в ожидании Нюриного звонка, но позвонил сам. Она была дома. Справку мне забыла взять. У нас крадут дрова. Оттуда пошел к Любе. Был у Елисеева. Ничего нет. Магазин «Нарзан» закрыт. Люба меня угостила кофе с кусочком хлеба. Ей Зарецкий за 200 гр. достал буханку. Она довольна всем и благодарит Бога или судьбу, что вот у нее выбита только одна фрамуга, что у нее есть дрова, что с окончанием сухарей у нее появилась буханка хлеба, что во время войны родилась Маргаритка, которая их кормит, т. к. на нее получают шоколад, масло, сахар и хлеб. Сводки хорошие, и она надеется на лучшее, что и мне советует. Она надеется на благополучное возвращение Соломона. От Любы пошел в ДКА, по дороге взял хлеба и, зайдя в аптеку, купил карлсбадской соли^{312}, салол^{313}, аспирин. У Любы взял касторку. Принес от нее мыло из своего чемодана^{314} и папиросную бумагу. На Радио обнаружил, что у меня не хватает конфет. Очевидно, украли. Взялся за дневник. В ДКА женщина рассказывала, что во время вечернего обстрела на Петроградской на Сытном рынке погибла масса народа. Когда я сидел вчера в убежище во время тревоги, старик Пиорковский^{315} рассказывал о том, как ему 4 раза делали операцию от рака. Как он умирал и не умер. О других операциях и ужасах. Как я этим тяготился!

Ясенявский и ребята говорят, что самое страшное мы пережили. Но страшно, страшно. И правильно сказал товарищ Аркина, что теперь нельзя быть ни оптимистом, ни пессимистом, а нужно быть фаталистом. И верно. Сегодня начиню себя слабительным. Может быть, поможет. Ах! Если бы пережить эту ужасную войну! Сегодня у нас кино: парад на Красной площади 7 ноября [19]41 г. Речь Сталина на площади^{316} и речь его 6-го на торжественном заседании Моссовета^{317}. Последнюю часть — парад не показали. Жаль. Речь его 6-го передавалась во время воздушной тревоги^{318}, когда мы играли на шефском концерте на Маклина у ханковцев, о котором я, кажется, писал. Слабительное чуть-чуть подействовало. Но все-таки плохо. Слушал известия и лег спать. Рубанчик и Прокофьев^{319} готовили весь вечер горчицу и хрен. У ребят нет совершенно сахару и конфет. Рубанчик пьет кипяток с какао, который он взял вместо конфет, с кусочком хлеба, смазанным горчицей. Он считает, что сделал открытие, и называет свой крошечный горчичный бутербродец «замечательной конфетой». Обычно он пил кипяток с сен-сеном. Здесь почти все пьют с сен-сеном. <…> Петя Прокофьев все время что-то мастерит: подгоняет крышки к банкам, тер свой хрен. <…> Замечателен был скандал Рубанчика с Ясенявским, отодвинувшим бесцеремонно его тарелку с горчицей. Рубанчик стал его выгонять и, когда тот ушел, долго предо мной оправдывался.

23 декабря.

Утром в 8.30 напрасно ждал Нюриного звонка. Как потом оказалось, она мне звонила в 8 час. В 11.30 репетиция. Маленькая. Около 2-х часов ушел домой. Перед и во время репетиции устраивал Ерманка. Домой прошел благополучно. Из жакта дома 4 позвонил Нюре. Долго ждал ее и сообщил, что я уже дома. Ужасно голоден. Ждал ее до 4.30. Убрал немного в комнате. (Она оставила неразложенной вязанку дров.) Полежал, потом встал и затопил, приготовив на столе капусту, которую вздумал тушить. Когда сварил немного макарон, пришла Нюра. Она жаловалась, что больна, и действительно, она мне показалась желтой и распухшей. Я испугался. Она разделась и принялась за дело. Ну и наелся я сегодня. Капусту тушеную (недотушенную на противном комбинированном масле) с макаронами. Она принесла белую сахарную свеклу. Я съел одну. Вкусно. Потом пару морковок. Как только я пришел, искал в столе концентрат каши, но не нашел. Зато я нашел высушенный чеснок. Съел несколько долек. Съел почти все макароны, потом овсяную кашу, большинство которой мне отдала Нюра, потом чай с сахаром. Нюра немного повеселела. Так, как мы живем, живут очень мало народу. Масло льняное я не могу есть. Пришел Шифрин (до нашего ужина). Он все вертится. Нюра дала ему бутылочку льняного масла для лампадки. Рад был, когда он ушел. Был в жакте — опять закрыт. Сегодня мне тепло, сытно и уютно, но голова болит. Перед сном сходил с меньшей болью и несколько большим результатом. Около 10 час. легли спать. Сверх одеяла положил пальто. Боюсь заходить к Купцовым. Видел Наташу и спросил об отце. Она сказала, что плох. У Любы в квартире умер сосед-старик, Соломона товарищ, от голода. Теперь масса таких мертвецов, лежащих по целым неделям. Нечем и некогда их хоронить^{320}.

24 декабря.