За эти сверххолодные и голодные дни не мог писать{350}. Нормы, конечно, не прибавили, наоборот, с хлебом стало ужасно{351}. Его нет в булочных, и народ целыми днями простаивает в очереди, чтоб получить свой несчастный паек. К счастью, мы на Радио получаем его утром в столовой. Холод на Радио ужасающий, всю ночь дрожу. Особенно закоченели и онемели ноги. Громоздкое здание не отапливается, света нет, и есть нечего. Живу эти дни на свои 200 гр. хлеба и тарелке жидкого супа. 29/XII умер старик (52 года) Брылев{352}, хорист, живший с нами в комнате. Он ушел домой и в этот же день скончался от истощения{353}. Значит, можно умереть не будучи опухшим{354}. Сведения о смертях знакомых следуют ужасно быстро. У Рубанчика грабители задушили тетку с двоюродной сестрой (мать валторниста Шапиро). Сегодня нас известили о смерти Срабова. Он вчера только шел, но не дошел на работу. А мы не верили, когда он жаловался. К вечеру свалился виолончелист Лейкин{355}. Его и какого-то Верховского{356} свезли в больницу, но можно их уже считать мертвыми. На Радио за эти дни умерло много народу, так что некому дежурить. Рубанчик уже 2-й день ходит опухшим. Опух также Ерманок. Увидев это, я испугался. Оркестр, очевидно, перестанет работать. Это решила дирекция, т[ак] к[ак] очень многие опухли и еле двигаются: Таракан{357}, Ананян, Лейкин и др. Умер фаготист Воробьев{358} (кажется, это его фамилия). Короче говоря, многие еле дышат и ждут смерти со дня на день. Я просился домой вчера и даже звонил Нюре, что буду, но меня не отпустили. Сегодня ночью я дома, но Нюры нет. Боялся, что ничего дома не застану, но, во-первых, нашел соленую помидору, во-вторых, отваренные макароны, полную большую кастрюлю, и потом уже в шкафчике хлеб и 3 оладьи. Спасибо, спасибо Нюре. Я так скоро не умру, если она меня не оставит и будет и впредь подкармливать. Я сегодня наелся досыта. Затопил печь, согрел макароны — суп. Сам себе сделал оладьи (Нюра натаскала муки). Завтра возьму их с собой. Из-за окна достал кусочек свиного сала, давно, давно принесенного Нюрой, поджарил (сжег) кусочек и сдобрил им свою тарелку густо[го] супа. Потом выпил 4 стакана чаю с сахаром и конфетами и съел гр. 50 шоколада. Я подкрепился на славу.
1-го числа играл по рекомендации Аркина шефский концерт по приглашению Шестаковой в госпитале. Далеко было идти на Биржевую линию, 16, на Васильевском у Малой Невки. Там были Вельтер, Ульрих{359}, Висневский{360} и ноющие родственники Шестаковой{361}. Главный врач госпиталя, очевидно, ее родственник или очень близкий человек. Ульриха не узнать, настолько он похудел и постарел. Угощали хорошим, жирным супом и немножечко каши манной с 4–5-ю черными макаронами, хлеба гр. 100 и полстакана вина. Хорошо, но я только после еды захотел есть. Надо зайти к Любе и узнать, как у нее дела. Так вот оно, начало 1942-го года. Все ждали прибавки продуктов. Она не состоялась. Вместо улучшения наступило ужасное ухудшение. Жиров не выдают за декабрь{362}, и смертность увеличилась донельзя. И неизвестно, когда наступит улучшение. Немцы нас потому, наверное, и не обстреливают часто, что знают, сколько народу гибнет и из них 90 % мужчин. На кладбищах трупы сложены штабелями, многие из них раздеты. Роют неглубокие траншеи и сваливают туда в братские могилы{363}. В городе совершенно нет топлива. Этим многие объясняют отсутствие хлеба в булочных, которое в последние дни навело на публику паническое состояние. Боже! Что ж это будет? К весне и оттепели ждут страшных эпидемий{364}. Начался переучет военнообязанных. Судя по вышесказанному, переполненным больницам и все ухудшающемуся пока продовольственному кризису, многих недостанет. Боже, упаси меня от военной службы. Нужно форсировать создание нашей бригады с Нечаевым и Шестаковой и закрепиться за политуправлением армии. Это при удаче могло бы спасти меня и наш квартет. Мусе не могу писать. Сегодня получил от нее еще одну идиотскую открытку. Она, очевидно, не получила моей телеграммы. Письма идут еще хуже, чем раньше{365}. Несмотря на победы(!?) на фронте, в стране увеличивается развал. Хухрины и Бан[н]овы{366} живут себе неплохо и создают невыносимые страдания огромному, подавляющему большинству.
9 [января].[14]
4-го вечером нам наконец поставили печурку. Она внесла какое-то оживление. К нам переехало много народу: Кутик{367}, Бабаев{368}, Сафонов{369} и др. К нам отовсюду стали приходить погреться{370}. Первые два дня было хорошо. Мы играли в лото. Я играл 2 раза{371}. 1-й раз под Новый год я проиграл несколько рубл[ей], теперь выиграл руб. 4. Дежурства на вышке отменены. Теперь мы дежурим на внутренних постах: в студии и внизу у входа. Дежурим мы ночью по 2 часа. 6-го был на переучете. У меня отобрали военный билет и дали повестку на 8-е «на комиссию». Я уж думал, что все кончено. Надоедал Прессеру так, что он меня выругал. Ходоренко не взял мою повестку и сказал, что даст ответ 7-го.