Человек из Пекла. Книга 2. Часть 3

Следующие полтора суток для Димы стали, наверное, одними из самых скучных в жизни. Делать на крыше совершенно нечего. Внизу беснуются сотни тварей, рыщущие в поисках человеческого мяса и убивающие друг друга, ради того же куска плоти.

Шмель и Анжелика всё это время провели на нервах, особенно первый день, когда на кластере разыгрывалась основная драма. Одно дело смотреть на подобное по видео и абсолютно другое, стать реальным свидетелем и почти участником.

В течение дня разговаривали мало, не та обстановка, хотя Медоед и не против был поболтать. Только ближе к вечеру, когда солнце начало клониться к горизонту, а вой умирающего города практически сошёл на нет, товарищи более менее пришли в норму. Даже кажущийся монолитным кваз и тот признался, что пробрало до самых печёнок. В первые часы, особенно. Знать, что буквально в нескольких десятках метров внизу сотни тварей рвут друг друга, жрут людей и в любой момент могут прорваться на крышу… такие себе ощущения…

Готовились ужинать, в котелке уже «доходили» макароны, банки консерв вскрыты, вода на чай тоже вскипела. Дима днём прошёлся по верхним этажам, принёс пару больших бутылей с водой и в буфете одной из фирм, набрал к чаю печенья и конфет.

Анжелика, приняв свою порцию еды из рук Шмеля, спросила вдруг:

— Медоед… — парень перевёл взгляд на девушку. — До меня вот только дошло… если ты родился здесь… то, получается… совсем не знаешь «той» жизни? И я всё удивлялась, почему ты некоторых привычных всем мелочей в упор не замечаешь…

Дима усмехнулся. Ну да, что тут ответить. Девушка, между тем, продолжила, развивая мысль:

— И получается, ты никогда не знал мирной жизни… не знаешь, каково это жить, не опасаясь, что из–за любого угла на тебя может броситься чудище… — она на некоторое время замолчала, поражённая собственному умозаключению.

— Так и получается, — пожал плечами Дима.

— Но ведь это… это жестоко…

Медоед снова усмехнулся, обвёл глазами крышу, устремил взгляд дальше и снова перевёл на Анжелику, посмотрев в глаза:

— Жестоко? Почему? — чуть удивлённо переспросил сначала. — Да, я здесь родился, а другая, та, жизнь, для меня… — на секунду замолчал, подбирая сравнение. — Как кино. И воспринимаю её тоже, как кино. Я не убиваюсь по потерянной жизни. Я ведь ничего не потерял, у меня не было той жизни. Я живу здесь и сейчас. Жил и живу в Улье. Стикс, это мой мир и другого мне не надо. И мне не с чем сравнить, чтобы назвать этот мир плохим. Да, здесь на каждом шагу поджидает смерть, да, люди здесь дерьмо ещё большее, чем злодеи, про которых я читал в книгах. Но сам по себе Улей… он чист. Здесь всё настоящее, нет фальши… за исключением той, которую вы, иммунные, принесли с собой оттуда. Так что… говорить «жестоко» по отношению ко мне, думаю, нельзя, — отвёл взгляд, снова осмотрелся, встретился глазами со Шмелём, тот, оказывается, тоже внимательно слушал.

Продолжил:

— Жестоко, Анжелика, это выдирать или копировать вас, неважно, из привычных условий ваших миров и кидать сюда, в мой мир. Жестоко, когда нормальный, вроде бы, человек, который там имел семью, любил родных и не знал, как это, убивать, а оружие «держал» только в играх, здесь становится конченой мразью, посчитавшей, что здесь можно всё. Жестоко, это когда ради собственной выгоды, вы становитесь готовы на что угодно, — снова замолчал на несколько секунд. — Я однажды спросил у отца, почему люди не могут объединиться и вместе дать отпор монстрам? Зачем люди убивают друг друга..?

Дима замолчал, пережидая, пока ком в горле не «провалится» обратно. Снова накатила тоска.

— И что он ответил? — глухо спросила Анжелика.

— Сказал, что не знает. Это, наверное, единственное, чего он сам не знал и не понимал… — после очередной небольшой паузы, продолжил:

— У людей здесь нет цели. Выжить только, дожить до ночи, чтобы спрятаться в норе и пропить добытые спораны. Вот, что жестоко, по–моему…

— Не все такие… — снова произнесла девушка.

— Вот к «не всем таким» я и возвращаюсь… — и без того невеселое настроение пропало окончательно. Наступившая тишина вдруг сдавила тисками.

Дима со вздохом поднялся, подхватил кружку с горячим ещё чаем и отошёл, скрывшись из вида за одной из надстроек. Шмель хмыкнул. А Анжелика вдруг поняла, насколько ещё велика пропасть недоверия между ними. Внутри кольнуло досадой и обидой. Она же «не такая», Шмель тоже, пусть и пёс на службе у Института. Как доказать это Медоеду? Отчего всё–таки так… больно, когда он смотрит на неё, как… как на любую другую? Ты сама–то как на мужиков глядишь, на него самого, вдруг поймала себя на мысли девушка. Медоед уже раз десять доказал, что он другой. А ты что? Да, нравится он, но всё выспрашиваешь, всё решаешь, тащить его в Институт или нет, чтобы получить… что? Похвалу, пару–тройку жемчужин? Выгоду? Вот об этом он и говорил… и ведь этот разговор она начинала с другой целью, совсем не ожидая, что оно так вывернется… но, поняла сейчас, окончательно, что надо делать и чего она сама хочет.