Человек из раньшего времени

Зло извинительно, если оно необходимо

Наполеон Бонапарт, французский военачальник

Закономерность течения жизни состоит в том, что за черной полосой неизменно наступает белая – или, во всяком случае, так начинает казаться созерцающему. На смену тягостному ощущению, оставленному в душе Ивана Андреевича отъездом Брусилова и разговором с новым командующим пришло свежее и приятное. Неделю спустя Варвара за завтраком торжественно объявила ему:

– Знаешь, у нас будут гости.

– Ты так говоришь, будто мы в каком-то княжеском доме принимаем великосветских наезжающих приятелей образца середины прошлого века, – скептически отмахнулся он.

– Зря ты смотришь на все так мрачно. В жизни должно быть место прекрасному. Ты что-нибудь слышал о Вертинском?

– Это… как его называют «русский Пьеро»? вечно грустный клоун нашей эстрады?

– А еще мировая звезда и активный член фонда помощи ветеранам войны.

– Разве он не занят концертами в Петрограде?

– Поддержание боевого духа солдат в канун наступления – святая обязанность каждого патриота, и Александр Николаевич не является исключением.

– Когда же он намерен нас посетить?

– Сегодня же вечером.

– А ты откуда узнала о его приезде?

– Видишь ли, с ним путешествует один мой приятель…

– Приятель?

Уточняющий вопрос немного смутил Варвару. Бубецкой понимал, будучи наслышан о ее покойном муже, что ее общество далеко от революционеров и партийных работников, к которым он сейчас относился. Она опустила глаза в пол и утвердительно ответила на его сомнение:

– Да. Из бывших.

– Ну бывшие бывают разные. Корнилов вон тоже из бывших, а ничего, воюет за новую власть – пусть не за совесть, но хотя бы за страх.

– Он из князей и был близок к императорскому дому.

– Вот даже как… Любопытно, кто же это?

– Возможно, ты слышал фамилию Юсупов.

Конечно, Бубецкому была хорошо известна фамилия старинного дворянского рода, из которого происходила эта весьма одиозная личность. Сын княгини Юсуповой и графа Сумарокова-Эльстона, впоследствии также принявшего их титул; брат отчаянного ловеласа и бретера, погибшего от рук рогатого мужа на дуэли; в Первую мировую войну он был широко знаменит тем, что колесил по всем фронтам и открывал госпитали. Однако, помимо всего прочего имел он еще и печальную известность – во-первых, как муж племянницы опального государя императора, а во-вторых, как активный участник убийства Распутина, приближенного к императорскому двору. Одни говорили, что убийство Распутина было жизненной необходимостью в борьбе с его влиянием, но Бубецкой, сколько ни анализировал декабрьские события 1916 года, никак не мог увидеть опасности, источаемой Распутиным для России. Для отдельных лиц из императорского окружения, о моральной нечистоплотности которого можно было слагать легенды – да, но чем он мог быть опасен России как таковой?

Ответ на этот вопрос Бубецкой, сколько ни формулировал его для себя, находил в русской ментальности – Пуришкевичу и прочим, кто стоял за убийством Распутина, была присуща красноречивость в том высоком и сильном смысле, в каком способна она влиять на умы народных масс. На каком-то этапе им удалось убедить народ, все еще слепо веривший в своего самодержца и готовый терпеть ради него и Ходынское поле, и Кровавое воскресенье, и мировую войну, что Распутин оказывает на царя негативное влияние. Все народ мое ему простить – даже издевательство над самим собой. Но посягать на царя – ни за что! Недаром русские композиторы даже оперы называли «Жизнь за царя»! Тем самым политическим оппонентам Распутина, отодвинутым от власти, в том числе Хвостову, претендовавшему на пост главы правительства, но так и оставшегося министром внутренних дел, удалось придать своей эскападе статус политической казни, убийства во спасение. Сегодня же у Ивана Андреевича будет возможность узнать все, что называется, из первых уст. Однако, скорее его занимала ожидаемая встреча с Вертинским.

Кругом о нем ходили легенды, а из граммофонов только и доносилось его пение, казавшееся князю поначалу унылым и наводящим тоску, а после, стоило только вслушаться в магические звуки, издаваемые казалось не человеком, а каким-то тонким и чувствительным музыкальным инструментом, – как понимал слушатель, что невозможно уже перестать внимать этим чарующим звукам, что они только и делают, что разговаривают с душой твоей о самом сокровенном, о чем даже с близкими не делишься…