В окнах дома не горел свет, приветствуя Клика. Окна нижнего этажа закрывала от взгляда стена сада, так что снаружи можно было увидеть свет только в верхнем окне, но Клик был уверен, дом не пустует. Выйдя из тьмы, двигаясь бесшумно, словно хищник, и по-кошачьи чутко вслушиваясь в тишину, он был готов поклясться, что слышит, как кто-то беспокойно движется в тени высокой кирпичной стены. К тому же переживания последних ночей заставили его быть крайне осторожным.
Вот Клик остановился и оставался абсолютно неподвижным в течение полуминуты, затем, наклонившись, провел рукой по папоротнику, искусно имитируя бег маленького животного, и потом пронзительно заверещал, имитируя предсмертный визг кролика, пойманного хищником.
– Боже, это наконец вы, сэр? Слава богу, вы живы! – прозвенел из-за стены взволнованный голос. Щелкнула щеколда, и, когда калитка открылась, за ней сиял прямоугольник входной двери дома, и на его фоне чернел силуэт Доллопса.
– Что ты делаешь здесь в это время ночи, молодая обезьяна? Разве ты не знаешь, что уже почти час ночи? – спросил Клик, подходя к мальчишке.
– Да знаю я! Прекрасно знаю! С тех пор как наступила ночь, я не могу сомкнуть глаз, считая минуты, сэр; и если бы вы не появились… «Ну, попробуем по-другому», – как сказала суфражистка, разбивая кирпичом витрину магазина. Правда, боже мой, хозяин, неужели вы не понимаете, что вас не было со вчерашнего дня, и я не слышал от вас ни слова за все это время?
– Ну и что из этого? Это не первый раз, и даже не десятый. Почему это должно стать поводом не ложиться спать? Послушай, юноша, нервные клетки не восстанавливаются, не так ли? Потому что если ты, молодой человек, намерен угробить себя… Повернись и давай посмотрим на тебя! Да ты же бледен, как призрак, молодой человек, и дрожишь, как осенний лист на ветру. С тобой что-то не так, парень?
– Ну, не то чтобы мне в гроб пора, – ответил Доллопс, делая смелую попытку улыбнуться и стать прежним безрассудным, капризным подростком, но получилось у него плохо, потому что улыбка оказалась неуверенной, болезненной. Что-то вроде хныканья прозвучало в его голосе, и острые глаза Клика подметили, что рука юноши слепо ощупывает стену, пытаясь найти опору.
– По крайней мере, ничто не имеет значения сейчас, когда вы здесь, сэр. И я рад… Все нормально! «Ничто не бодрит, как небольшая встряска», – как сказал бык, сбросив ярмо. Так что, конечно…
– Так! Оставь дверь в покое. Я позабочусь о ней сам! – в голосе Клика звучала тревога, он быстро шагнул вперед, закрыл и запер дверь.
– Если бы я не знал, что голод, а не выпивка, – твоя основная проблема…
Сдавленный крик прервал его шутливый комментарий, он обернулся, чтобы столкнуться с ситуацией, отбившей всякое желание шутить. Ибо Доллопс, тяжело прислонившись к цветущему миндальному дереву, согнулся с посиневшим лицом, и его пальцы отчаянно вцепились нижнюю часть жилета, все его тело сотрясали судороги.
Доллопс дернулся и начал падать, Клик едва успел поймать его, когда он рухнул вперед и тяжело осел в руках старшего товарища. Клик полуинстинктивно подхватил паренька и с большой поспешностью и бесконечной нежностью взял его на руки и отнес в дом. Но едва он уложил мальчика на диван и зажег лампу в маленькой комнате, которая служила им общей гостиной, когда вся агония неуверенности, которая была вызвана этим странным приступом у его воспитанника, исчезла во внезапной вспышке просветления.
Все, что осталось от обильного и поразительно разнообразного пиршества, все еще валялось на маленьком круглом обеденном столе, и там на одной тарелке, лежали панцири двух крабов, на другой – остатки большого пирога с ревенем, на третьем – шкурки пяти бананов кокетливо прислонились к крышке открытой банки рассола, а рядом с ней стоял стакан, емкостью в пинту, с белым пятном молока на дне.
– Боже! Ну и анаконда! – воскликнул Клик, уставившись на этот памятник обжорству. – Неудивительно, неудивительно!
Он развернулся, посмотрел на извивающегося и стонущего мальчика и внезапно и резко скинул с себя пальто, закатал рукава и бросился к кухонной плите за чайником с горячей водой и аптечкой.
Результат маленького гастрономического эксперимента Доллопса едва ли нужно описывать. Достаточно сказать, что в ту ночь он, как принято говорить, второй раз родился, а следующие двадцать четыре часа Клик не отходил от его постели, почти непрерывно обтирая его смоченной в горячей воде фланелью. Придя в себя после этого, парнишка ослаб так, что не мог стоять на ногах.
– Все, что тебе нужно, чтобы привести себя в порядок, – это перемена обстановки, ты, безрассудный молодой страус, – неделька в пустынной местности, в лесах и в полях, подальше от любой харчевни или кондитерской! – заметил Клик, мягко похлопывая Доллопса по плечу.