Человек из СССР

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

А зачем мне дуть? Только сквозняки распускать. Вы не беспокойтесь, Виктор Иванович, как-нибудь вылезем. Мне лично все равно, что делать, а лакеем быть, по-моему, даже весело. Я уже третий год наслаждаюсь самыми низкими профессиями, — даром что капитан артиллерии.

ОШИВЕНСКИЙ:

Который час?

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

Да я же вам уже сказал: около девяти. Скоро начнут собираться. Вот эти ноги к нам.

В полосе окна появились ноги, которые проходят сперва слева направо, останавливаются, идут назад, останавливаются опять, затем направляются справа налево. Это ноги Кузнецова, но в силуэтном виде, то есть плоские, черные, словно вырезанные из черного картона. Только их очертанья напоминают настоящие его ноги, которые (в серых штанах и плотных желтых башмаках) появятся на сцене вместе с их обладателем через две-три реплики.

ОШИВЕНСКИЙ:

А в один прекрасный день и вовсе не соберутся. Знаете что, батюшка, спустите штору, включите свет. Да… В один прекрасный день… Мне рассказывал мой коллега по кабацким делам, этот, как его… Майер: все шло хорошо, ресторан работал отлично, — и вдруг нате вам: никого… Десять часов, одиннадцать, полночь — никого… Случайность, конечно.

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

Я говорил, что эти ноги к нам.

Синее сукно на двери запузырилось.

ОШИВЕНСКИЙ:

Но случайность удивительная. Так никто и не пришел.

Раздвинув сукно, появляется Кузнецов и останавливается на верхней ступеньке. Он в сером дорожном костюме, без шапки, желтый макинтош перекинут через руку. Это человек среднего роста с бритым невзрачным лицом, с прищуренными близорукими глазами. Волосы темные, слегка поредевшие на висках, галстук в горошинку бантиком. С первого взгляда никак не определишь, иностранец ли он или русский.

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

(Бодро.)Гутенабенд. (Он включает свет, спускает синие шторы. Проходящих ног уже не видно.)

ОШИВЕНСКИЙ:

(Низко и протяжно.)Гутенабенд.

КУЗНЕЦОВ:

(Осторожно сходит в подвал.)Здравствуйте. Скверно, что прямо от двери вниз — ступени.

ОШИВЕНСКИЙ:

Виноват?

КУЗНЕЦОВ:

Коварная штука, — особенно если посетитель уже нетрезв. Загремит. Вы бы устроили как-нибудь иначе.

ОШИВЕНСКИЙ:

Да, знаете, ничего не поделаешь, — подвал. А если тут помост приладить…

КУЗНЕЦОВ:

Мне сказали, что у вас в официантах служит барон Таубендорф. Я бы хотел его видеть.

ОШИВЕНСКИЙ:

Совершенно справедливо: он у меня уже две недели. Вы, может быть, присядете, — он должен прийти с минуты на минуту. Федор Федорович, который час?

КУЗНЕЦОВ:

Я не склонен ждать. Вы лучше скажите мне, где он живет.

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

Барон приходит ровно в девять. К открытию сезона, так сказать. Он сию минутку будет здесь. Присядьте, пожалуйста. Извините, тут на стуле коробочка… гвозди…

КУЗНЕЦОВ:

(Сел, коробка упала.)Не заметил.

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

Не беспокойтесь… подберу… (Упал на одно колено перед Кузнецовым, подбирает рассыпанные гвозди.)

ОШИВЕНСКИЙ:

Некоторые как раз находят известную прелесть в том, что спускаешься сюда по ступенькам.

КУЗНЕЦОВ:

Вся эта бутафория ни к чему. Как у вас идет дело? Вероятно, плохо?

ОШИВЕНСКИЙ:

Да, знаете, так себе… Русских мало, — богатых то есть, бедняков, конечно, уйма. А у немцев свои кабачки, свои привычки. Так, перебиваемся, каля-маля. Мне казалось сперва, что идея подвала…

КУЗНЕЦОВ:

Да, сейчас в нем пустовато. Сколько он вам стоит?

ОШИВЕНСКИЙ:

Дороговато. Прямо скажу — дороговато. Мне сдают его. Ну — знаете, как сдают: если б там подвал мне нужен был под склад — то одна цена, а так — другая. А к этому еще прибавьте…

КУЗНЕЦОВ:

Я у вас спрашиваю точную цифру.

ОШИВЕНСКИЙ:

Сто двадцать марок. И еще налог, — да какой…

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

(Он заглядывает под штору.)А вот и барон!

КУЗНЕЦОВ:

Где?

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ:

По ногам можно узнать. Удивительная вещь — ноги.

ОШИВЕНСКИЙ:

И с вином не повезло. Мне навязали партию — будто по случаю. Оказывается…