Человек из стали. Иосиф Джугашвили

Между тем, в сталинскую эпоху наш народ волновали территориальные вопросы преимущественно иного свойства. Можно ностальгировать по данному обстоятельству, можно не замечать его, но оно от этого не исчезает. И заключается в том, что сталинский СССР никогда не признавал законным удручающего факта: огромные площади Азербайджана, Армении, Грузии были в разное время отторгнуты захватчиками, а этнические азербайджанцы, армяне, грузины оказались в положении разделённых наций.

Известно, что при Сталине Россия вернула себе южный Сахалин и Курильские острова, существенно отодвинула на запад финские рубежи, вступила во владение частью восточной Пруссии. Историческая законность восторжествовала также в отношении украинцев и белорусов, которым Красная армия возвратила западно-украинские и западно-белорусские земли, отнятые в своё время Польшей. Литва воссоединилась с Вильнюсом и Клайпедой.

Однако на юге территориальный вопрос оставался нерешённым на основе справедливости – так, как её понимал сталинизм, разумеется. Причин тому было немало и все – внешнеполитические. Прежде всего, связанные с начавшейся холодной войной и военно-блоковой политикой Соединённых Штатов Америки, взявших под вассальное покровительство Турцию и Иран.

В послесталинское время этот вопрос был волюнтаристски снят с повестки дня советской дипломатии. Однако разделённые нации Южного Кавказа не утратили своей самоидентичности и острота их протяжённой по времени трагедии не была снята.

Сейчас три ставшие независимыми закавказские республики данный вопрос официально не поднимают. Азербайджан, Грузию и Армению скорее заботят территориальные и иные претензии друг к другу, фактическое состояние войны на некоторых участках их госграниц. Интересы добрососедства с Турцией и Ираном, многократно более сильными в экономическом и военном отношении государствами, диктуют отказ от каких-либо притязаний к ним.

Наблюдения К.Чарквиани свидетельствуют, что во всех случаях, когда Сталин касался этой проблемы, он был крайне осторожен, не поддавался эмоциям и принимал взвешенные решения. Однако бесспорно то, что в русле сталинской политики, будь она продолжена после уходя вождя из жизни, происходило бы дальнейшее возрастание мощи и влияния Советского Союза наряду с ослаблением Запада. А это привело бы к неизбежному восстановлению справедливости по-сталински, каковое, как бы это не нравилось кое-кому, всегда с восторгом принимается подавляющим большинством воссоединённого народа. Думается, мало, кто в Азербайджане и Грузии не хотел бы воссоединения со своими соплеменниками, населяющими соответственно северные районы Ирана и Турции.

Следы антисталинизма

На протяжении всего текста Чарквиани-старшего будут мелькать политические фигуры с характеристикой их деятельности самим автором, иногда с моими комментариями. Эти оценки могут подтверждать давно сложившееся в историографии представление о персонажах, но зачастую выбиваются из общей колеи и дают пищу для споров.

Ничего плохого в этом нет. Хотите – принимайте, хотите – отрицайте, соглашайтесь или оспаривайте, критикуйте или задавайте вопросы… Важно понимать, что интервьюируемый был не только свидетелем, но и участником событий. А значит, высказанные им суждения принадлежат человеку в какой-то степени предвзятому, что является совершенно объяснимым и, не побоюсь этого определения, по-своему ценным фактом. Ведь он продемонстрировал, что служил стране под названием Советский Союз так, как понимал долг, честь и ответственность перед родиной, перед партией, перед самим собой, наконец.

Правды ради стоит заметить, что мемуарам старейшего представителя тех, кто руководили республикой в XX веке, порой свойственна противоречивость и недоговорённость.

Так, не могу не обратить внимания читателя на то, что перед тем, как К.Н.Чарквиани занял кабинет первого секретаря ЦК КП Грузии, в том кабинете сидел Л.П.Берия. Он-то перед своим назначением на должность наркома внутренних дел СССР и рекомендовал на своё место Чарквиани. Во всяком случае, и в Тбилиси, и в Москве Чарквиани всегда рассматривали, как человека Лаврентия Павловича.

Парадоксально, но в конечном итоге Берия якобы вознамерился уничтожить своего выдвиженца. Кандид Чарквиани однозначно утверждает это. Конечно, в жизни, в политической жизни в особенности, случаются разрывы между гораздо более близкими людьми. Но я, откровенно говоря, в содержании его ответов на вопросы сына не просматриваю логической связи между двумя, пусть и весьма разнесёнными во времени, точками отсчёта: желания видеть Чарквиани своим преемником в конце тридцатых годов и желания физически ликвидировать его в начале пятидесятых.